Свет и тьма - [32]

— Можно тебя? — подозвал я её.

Мама механично закивала, затем озадаченно окинула взглядом продукты на столе, явно мысленно подсчитывая, хватит ли этого на нашу компанию.

— Мам, — снова позвал я, напомнив о своём существовании.

Мама резко оторвалась от подсчётов и наконец взглянула на меня.

— Прости, сынок, — улыбнулась она, ласково погладила меня по плечу и уставила вопрошающий взгляд: — Что ты хотел сказать, Ярослав?

— Не нужно тебе ехать на дуэль, ма.

Мать свела аккуратные брови к переносице.

— Это почему же?

— В твоём положении вообще не стоит посещать подобные мероприятия. Тебе нельзя волноваться, мало ли что там может произойти? А если какая-нибудь отражённая атака попадёт в тебя? Такое, знаешь ли, нередко случается.

Мама нахмурилась ещё больше, упёрла кулаки в талию:

— В таком случае, Яр, и тебе туда не стоит ехать. И Матильде, И Святославу, а то мало ли, всякое случается.

— Ты же знаешь, что я не могу не поехать, я секундант.

— Пусть секундантом будет Святослав, — тут же возразила мать, нехорошо усмехнувшись. Хотя по глазам было видно, что едва ли она предлагает это всерьёз.

Я, просительно улыбаясь, уставился на неё:

— Из-за ослабшего родового древа, я ведь даже защитить тебя не смогу. Тебе нельзя ехать, мам. Останься, пожалуйста.

Мама грустно улыбнулась и потрепала мои волосы:

— Я не могу не поехать, мой мальчик. Это дуэль Игоря, для него это было очень важно, я должна быть там. Пусть даже мы сегодня не сможем отстоять нашу правду, пусть даже мы проиграем дуэль, пусть так. Но мы с тобой должны поехать и почтить этим память папы.

Если мама что-то решила, переубедить её практически невозможно. Даже отцу это редко удавалось. Ругаться с мамой было глупо, да и не припомню, чтобы мы с ней вообще когда-либо ругались. Она могла быть категоричной, язвительной, но при этом всегда оставалась по-женски мягкой. И сейчас я видел, что мои шансы уговорить её не ехать стремились к нулю.

— Но… — я так и не закончил, аргументы иссякли.

— Не переживай, я буду осторожна, обещаю, — улыбнулась мама.

— И не будешь волноваться, чтобы там не случилось на этой дуэли? — осторожно спросил я. — Тебе ведь нельзя волноваться, это вредно для неё, — я указал взглядом на мамин округлый живот.

— Я всегда знала, что ты особенный, — вместо ответа произнесла она, — я горжусь тобой, уверена, и Игорь гордится, — мама подняла взгляд к потолку, и печально улыбнувшись, сказала: — Видишь, любовь моя, какого достойного сына мы сумели воспитать? Он ещё всем покажет, вся Славия будет говорить о нём.

Я озадаченно смотрел на мать, не понимая, к чему это вдруг она.

Мама неожиданно крепко прижала меня к себе и обняла, большой, упругий живот упёрся в меня. А после мать прошептала мне на ухо:

— Думаешь, я не знаю, кто именно будет сегодня сражаться с Григанским?

Мама отпряла, взгляд у неё был хитрый, улыбчивый и одновременной укоризненный.

— Но как ты?… — изумлённо уставился я на неё.

Мама снисходительно улыбнулась:

— Ты же мой сын, Ярослав. Я вижу, когда ты что-то утаиваешь или юлишь. К тому же, — мама снова перешла на шёпот, — Олег бы не смог отстоять честь отца, он слаб. Это должен сделать ты, и ты справишься, я это знаю.

Сказать, что я был удивлён, так это ничего не сказать.

— Моя сила упала до низшей категории, — качнул я головой, — шансов на победу практически нет.

Мама снова нахмурилась и сердито сдвинула брови к переносице.

— Даже не думай об этом! Ты справишься — и точка. Сила рода это ещё не всё. Главное, — мама медленно поднесла палец к груди и легонько ткнула им в меня, — главное то, что здесь, — затем она указала на голову: — и здесь. Сила — это не только родовые чары, сила духа, сила разума куда важнее. Даже не думай опускать руки, это верный путь к поражению.

И как ни в чём не бывало мама весело улыбнулась, поцеловала меня в щеку и снова с важным деловитым видом устаивалась на уже упакованные свёртки с едой.

* * *

Когда я спустился в лабораторию, там уже ждал меня Кассей. И он явно время зря не терял. Перед ним стояла чаша, наполненная кровью, и на краю стола уже освежёванный и выпотрошенный заяц.

Увидев мой озадаченный взгляд, Кассей мысленно произнёс:

«Незачем пропадать мясу. Потом отнесу его Анфисе. Для восстановления равновесия этот заяц должен быть съеден».

«Ещё скажи, что и убивать это плохо из-за нарушения равновесия», — неодобрительно ответил я. Тоже мне праведник нашёлся, сначала убивает ни в чём неповинных старообрядцев, а после чего-то говорит про смерть зайца.

«Просто так нельзя. Равновесие штука сложная, но всегда нужно стараться следовать его правилам и законам, — преспокойно ответил Кассей, затем поднял на меня хищный взгляд и добавил: — Но иногда убивать даже нужно, особенно если очень хочется».

— Это у тебя юмор такой? — я принялся доставать из наплечной сумки ингредиенты для «подъёма».

Кассей не ответил, а с интересом принялся следить за моими действиями. Я тем временем взял ещё одну чашу поменьше и начал смешивать живую ойру, кофе и водку.

Когда «подъём» был готов, Кассей вылил зелье в чашу с кровью зайца и начал колдовать над ней. Витки чёрных линий похожие на шелковые лоскуты, вурд вытаскивал из воздуха. Он водил над чашей руками, связывал эти линии в какие-то немыслимые узоры. Он не рисовал руны, я не видел, чтобы он произносил заклинания. Его чары были чем-то другим — это даже не магия крови. И что-то мне подсказывало, что его чары такие древние, что люди давно позабыли о них.