Свет и тьма - [27]

— Разве не вы ворвались в дом моего брата, разве не твой дядя его убил?

— Виктор сам виноват, он нарушил закон и первый на нас напал. Мы защищались, — холодно отчеканил я, но Ольгу сейчас едва ли заботило то, что я прав.

— Разве ты не знаешь, кто убил моих родителей? — гнев на лице Ольги перемежался с отчаяньем, граничащим с безумием.

Я напряжённо уставился на неё, казалось, что сейчас она обвинит меня в их смерти. И что самое странное, мне казалось, что я и впрямь каким-то образом к этому причастен. Словно бы только из-за моего желания отправить её семейку к праотцам, они и впрямь могли каким-то чудесным образом умереть.

Но Ольга сказала другое:

— Вурды! Их убили вурды, как и твоего отца! Разве ты не видишь связи? Наверняка это твой отец втянул моих родителей в какие-то разборки! И из-за этого убили не только его, но и мою семью!

— Ты этого не можешь знать наверняка, — качнул я головой.

Ольга в порыве гнева вскинула руку и принялась яростно вырисовывать символ рода Вулпес в воздухе — несложно было догадаться, что она собиралась разорвать помолвку прямо сейчас.

— Стой! — я подлетел и ухватил её за руку. — Не делай этого, пожалуйста. Только не сейчас. Дай нам немного времени, прошу. У нас дуэль с Григанским, лишив нас силы, ты лишишь нас возможности защитить честь отца и восстановить справедливость. Григанский должен ответить, за то, что меня подстрелили тогда, у бабушкиного особняка. Ты же была там.

— Что? Дуэль? Тебя только это заботит?

Лицо Ольги перекосило от злости и обиды. Она качала головой, не сводя с меня разочарованного взгляда, и пятилась.

— Уходи, — холодно сказала она.

— Не разрывай помолвку сейчас, дай нам хотя бы неделю. Всего неделю, это очень важно для нас, и особенно для меня.

— Уходи, — словно бы не слыша, повторила Ольга.

— Неужели мы никак не можем договориться? Неужели тебе так сложно повременить всего неделю?

— Договориться… — криво усмехнулась она. — Хорошо, давай договоримся. Также, как в тот раз, когда мы с тобой договорились о зелье невосприимчивости морока.

Разговор зашёл в тупик. Я понял, что больше мне ничего не добиться здесь. Если бы я был на её месте, я бы уступил, пусть и выторговал за это что-нибудь значительное, она же — нет. Ольга руководствуется только эмоциями и обидой, и никак мне не удастся её подкупить или переубедить. Я отверг её, и Ольга припомнила все справедливые и надуманные обиды, желая уколоть меня так же больно, как ей сделал я.

Молча я покинул комнату, оставив Ольгу одну. В душе всё ещё теплилась надежда, что она передумает, проявит хоть каплю милосердия и даст нам неделю на дуэль.

Но когда мы в мрачном молчании покидали особняк Вулпесов, почувствовали, как медленно утекая, а затем резко и без остатка, схлынула родовая сила.

Глава 5

Каждое утро на протяжении последних дней я спускался к родовому древу и минутами стоял в задумчивости, смотря на него. Оно больше не сияло.

Ни прекрасного радужного перелива силы, ни тёплого чувства родовой связи, ни ощущения силы. Словно глухая стена.

Мысленно я обращался к отцу, спрашивал, как теперь быть, но он мне, конечно же, не мог ответить. Чуда не могло произойти, я прекрасно знал, чем чревато расторжение родовой помолвки.

После обеда я измерял силу на чаромере, надеясь, что она повысится хотя бы на несколько пунктов, но никаких изменений. Без силы рода моя категория упала до низшей-девятой и надеяться на высшую я больше не мог. До дуэли с Григанским оставалось всё меньше времени. Нужно было искать другой способ.

Артефакты использовать нельзя. Единственное зелье, повышающее силу: «подъём». И кажется, без него мне теперь никак не обойтись, но и «подъём» даёт скачок силы лишь на час. Дальше, если не принять вторую дозу, я ослабну ещё сильнее, чем есть, да и ещё потеряю ясность сознания и координацию. Значит, у меня будет час и только надежда на «подъём» и собственную боевую технику.

Даже волк почувствовал, что я ослаб, и теперь наглым образом пользовался этим. Вместе с силой я лишился контроля над ним. Он снова похищал мою сознание по ночам. А под утро, когда пробуждалось сознание, я оказывался в лесу. Но что странно, каждый раз на одном и том же месте — у дома, где умерла бабка Фрайда.

Не один я, конечно же, был обеспокоен предстоящей дуэлью и ослабшим древом рода. Бабушка откровенно раздувала панику: то и дело доставала Олега, требуя перенести дуэль, а меня и вовсе заставляла её отменить. Но ни мы, ни наш противник бы на подобное никогда не согласился, к тому же условия дуэли уже подтверждены родовой клятвой. Обратной дороги не было, дуэль состоится в назначенный срок.

Между нами с Олегом появилось напряжение. Дядя изменился, стал раздражителен, зол, и я чаще видел его пьяным, нежели трезвым. За всю неделю я несколько раз пытался завести разговор о том, что произошло во время возвышения старейшины. Я чувствовал, что должен был объяснить как-то эту ситуацию и успокоить дядю. Даже придумал, какую ложь подсунуть ему в качестве объяснения моего старейшинства. Но он или был так пьян, что говорить о чём-то с ним было попросту бесполезно, либо отвечал с такой неохотой, что, казалось, делает мне одолжение, и этим уже отбивал желание разговаривать у меня. Я решил пока не лезть к нему и дать время, чтобы самостоятельно всё переварить и смириться. В конце концов, а в этом я был уверен, он примет это как данность и успокоиться.