Свет грядущих дней - [37]
Цивья принялась за работу. Разваливавшееся движение следовало склеить вновь для следующего этапа борьбы: ополчения.
Глава 7
Дни скитаний: от бездомной до экономки
Реня
Август 1942 года
Тем жарким августовским утром 1942 года, когда в Варшавском гетто совершались массовые убийства, в Водзиславе светило ослепительно-оранжевое солнце, и воздух был свежим. Семнадцатилетняя Реня очнулась от ночного кошмара: ей снился какой-то хаос, среди которого она «сражалась, а потом упала, как прибитая муха», совершенно обессиленная. Но восхитительное утро успокоило ее и снова придало сил. «У меня прямо голову снесло, я хотела пить жизнь большими глотками… лицо у меня сияло. Я жива! Я непобедима!»[261]
Но одного взгляда на родителей хватило, чтобы ее настроение переменилось. Они сидели, закрыв лица руками, и казались обезумевшими. В ближайшем городе Кельце в ту ночь была проведена депортация. Тех, кто пытался сбежать, застрелили или, поймав, похоронили заживо, невзирая на возраст и пол. После того как Англия потребовала прекратить бесчинства над евреями, нацисты обещали, что депортаций больше не будет и всех ранее депортированных вернут.
Все оказалось ложью.
«Мы с твоим отцом еще молоды, но мы уже познали радость жизни, – сказала мать Рени. – Но бедные дети, чем они провинились? Я бы с радостью умерла прямо сейчас, здесь, на месте, если бы это могло спасти жизнь детям»[262]. Сорокапятилетняя Лия была одержима стремлением спрятать своих младших, чтобы уберечь их от смерти.
Последние недели изобиловали слухами о творившихся злодеяниях. Люди, которым удалось бежать из соседних деревень, которых не застрелили немцы и не вернули домой поляки, искали пристанища в Водзиславе, где якобы евреи еще продолжали жить. Они едва держались на ногах, у них с собой не было ничего, кроме жалких потрепанных котомок и душераздирающих рассказов – многие касались детей. Один мужчина рассказал, как его жена вытолкнула двух своих малышей из очереди тех, кого угоняли в лагерь. Немец, с пеной на губах, бросился к ней и у нее на глазах до смерти забил детей шипованными мысами своих сапог. Матери было приказано смотреть на это, а потом самой выкопать своим детям могилы. Потом он проломил ей череп прикладом ружья. Еще долго, рассказывал мужчина, его жена билась в конвульсиях, пока наконец не умерла.
На следующий день Реня увидела группу женщин – полубезумных, оборванных, бледных, с синими губами, дрожащих как осиновый лист. Сквозь истерические рыдания эти оголодавшие женщины рассказали ей, что их город был окружен. Стрельба началась сразу отовсюду. Их дети играли на улице и побежали домой. Но фашист поймал их и забил до смерти, одного за другим. Женщины, полураздетые, в одних ночных рубашках, босые, убежали через поле в лес и бессмысленно скитались, перебиваясь тем, что подавали им некоторые сердобольные крестьянские жены.
Потом объявилось еще 17 человек. Только они остались в живых из 180 бежавших вместе с ними. На них напали поляки, отобрали все, что у них было при себе, и пригрозили, что выдадут немцам. На мужчинах было только исподнее, иные прикрывались носовыми платками, дети были совсем голыми. Они умирали от жажды, поскольку не пили и не ели уже много дней, все они выглядели полуживыми. И тем не менее, были счастливы – им удалось избежать смерти. Другие погибли или взрезали себе вены, чтобы не попасть в руки фашистов, или просто исчезли. У молодых в одну ночь поседели волосы.
Потрясенная их видом, Реня вынесла им одежду и еду. Она чувствовала, что должна что-то сделать, как-то помочь.
Одним из самых тяжелых потрясений, пережитых Реней, была встреча с пятью детьми, которые рассказали, что, когда немцы окружили евреев, мама спрятала их – кого в шкафу, кого под кроватью, кого завернула с головой в одеяло. Несколько минут спустя они услышали грохот немецких сапог и замерли. Какой-то фашист с винтовкой вошел в их комнату и стал ее обыскивать. Он нашел их всех.
Но вместо того чтобы убить, молча дал каждому по куску хлеба, сказал: «Прячьтесь, пока не стемнеет» – и пообещал, что их мать вернется за ними. Дети стали бурно благодарить его, фашист рассмеялся, а потом заплакал и стал гладить их по головам, приговаривая, что он тоже отец и сердце не позволяет ему убивать детей. Ночью в городе наступила мертвая тишина, малыши вылезли из своих укрытий и обнаружили, что их двухмесячная сестренка задохнулась в одеяле, куда ее спрятала мама, тельце было уже холодным. Старшая, одиннадцатилетняя девочка, взяла маленькую Розу на руки, мертвая, она казалась тяжелой, и отвела братьев и сестер в подвал из страха, что на улице их схватят. Она одела их, и они стали ждать маму. Неужели мама про них забыла?
Их мать так и не вернулась. На рассвете старшая взяла младших за руки и вывела из дома через окно, оглядываясь в поисках соседей и все время чувствуя, будто мама идет за ними. Она увела младших братьев и сестер из города, по дороге они просили хлеба у крестьян, спали на голой земле, убегали от мальчишек с ферм, которые забрасывали их камнями. Девочка говорила крестьянам только то, что их мама умерла, больше ничего. Они слышали, будто в Водзиславе еще остались живые евреи, поэтому направились туда; ступни были у них изрезаны дорожными камнями, лица и тела распухли, одежда порвалась и испачкалась. Они боялись разговаривать с кем бы то ни было, чтобы не нарваться на переодетого немца. «Мама наверняка ищет нас и плачет. Что будет, если мы ее не найдем? Бедные малыши ревели не переставая: “Где мама? Где мама?”»
