Свет - [8]

Она привычно произвела манипуляции по запароливанию, дождалась окончания шифрования файлов, убрала лэптоп под кровать и немедленно уснула.

Звонок мобильного разбудил Яну не слишком рано – дерзкое мартовское солнце уже вовсю пробивалось сквозь задвинутые шторы и нагло лезло на подушку.

– Слушаю, – голос девушки звучал хрипло ото сна, но этот рингтон – сентиментальная заезженная мелодия из финала «Профессионала» – разбудил ее сознание гораздо лучше, чем, если бы на нее вылили ведро холодной воды или гаркнули над ухом «подъем!» голосом бравого армейского старшины.

– Здравствуй, Оксаночка, – тихо прошелестело в трубке, и Яна привстала в кровати, плотно прижимая телефон к уху и судорожно хватая с тумбочки ручку и лист бумаги, мало при этом обратив внимания на свалившуюся на пол в итоге устроенной ею суматохи кофейную кружку. – Дядя просил передать, что соскучился. Почитай, месяц не виделись. Сказал, что лекарства достал, но что-то дорого, почти двести рублей, а в упаковке всего-то шестнадцать таблеток.

Наступившая тишина в трубке была вопросительной. Яна как можно увереннее ответила: «Вы ошиблись», – и сразу нажала конец вызова.

Девушка внимательно изучала наспех нацарапанное ею на листе: «30, 200, 16», воспроизводя в памяти весь разговор. Вздохнула, посмотрела время на экране телефона (черт, уже одиннадцать часов) и вытащила из-под кровати ноутбук и навигатор. Записка уже догорела в пепельнице к тому времени, как она получила маршрут.

Яна выезжала за городскую черту, когда ведущий городской радиостанции безрадостно сообщил, что в Эмске два часа тридцать минут, и нудной скороговоркой стал наговаривать местные новости, самой важной из которых, впрочем, оказалась встреча губернатора области с ветеранами по случаю выплаты им какой-то неожиданной материальной помощи. Она переключила приемник на танцевальную радиостанцию и утопила педаль акселератора в пол.

Приближаясь к заданной точке, девушка сбросила скорость – и как раз вовремя, чтобы успеть заметить стоящую на обочине одинокую фигуру в куртке с капюшоном и остановиться возле нее.

– Подвезете? – прищуренные синие глаза мужчины лет тридцати улыбались, руки уже снимали с темно-русой головы капюшон.

– Если покажете дорогу, – сдержанно ответила девушка.

После этой остановки проехать пришлось всего километров семь: один километр до поворота с трассы и еще шесть по неважно расчищенной от снега лесной дороге, вернее, даже по просеке, тянущейся между исполинских сосен. Автомобиль подъехал к двухэтажному деревянному дому, обнесенному высоким забором – здесь расчищенный участок дороги заканчивался, и Яна со своим спутником остановились и вышли. Мужчина поспешил пройти в калитку, чтобы скрыться в доме, а Яна задержалась, разминаясь после дороги и осматриваясь по сторонам.

Низко склонившееся к горизонту мартовское солнце из последних сил тянулось ласковыми вечерними лучами к стволам сосен; их синие длинные тени наползали на забор, хозяйственные постройки и дом – мягко освещенный, он преображался в сказочный терем, возвышающийся над присыпанной снегом поляной. Из обложенной красным кирпичом трубы валил дым, но, глубоко потянув ноздрями воздух, вместо запаха гари, девушка почувствовала только аромат сосновых иголок и легкое покалывание морозца. Яна вспомнила городскую слякоть, оранжевогрудых коммунальщиков, сгребающих и вывозящих с обочин центральных магистралей почерневший снег, громкие проклятия людей на остановке, которых она ненароком сегодня обрызгала, наехав колесом в выбоину, скрытую грязной лужей, и поразилась резкости контраста.

Здесь было и что-то еще необычное, дополнявшее волшебный пейзаж, и только сейчас девушка осознала: тишина. Полнейшее, абсолютное безмолвие, не нарушаемое даже легким порывом ветра. Яна тихо счастливо рассмеялась, наклонилась и, проткнув ногтями тончайшую лакированную пленку наста, набрала пригоршню белоснежного снега, чтобы наспех слепить снежок и метнуть его, целясь как можно выше, в подходящие вплотную к дому стволы сосен. Снежок угодил в цель, и тонкое облако снежной пыли повисло вокруг пушистых зеленых веток.

Яна шла к дому мимо ловко сложенной березовой поленницы и с задумчивой улыбкой снова и снова вспоминала телефонный разговор, вернее, его первую фразу. «Дядя просил передать, что соскучился».

Вообще-то в этих редких звонках Яне, которым предшествовал знаменитый морриконевский рингтон, имели значение только цифры: они обозначали координаты места от заранее определенной точки, а также время встречи; остальной текст мог быть абсолютно любым. Но в сегодняшней фразе про соскучившегося дядю… Девушка призналась себе: она хотела бы верить, что эти слова были чем-то большим, чем грудой мусора, в которой прятался истинный смысл сообщения. Хотела бы, чтобы эти слова были правдой. Чтобы по ней действительно кто-то скучал.

Яна прошла холодные сени и, потянув на себя вторую, очень тяжелую, дверь, оказалась в просторной комнате, занимавшей почти весь первый этаж: только одна из обшитых досками стен имела двери, в других же трех стенах были прорублены оконца, из которых открывался вид на волшебную белую поляну и заснеженный лес. Расставленная по углам простая мебель: несколько стульев, стол, тахта и кухонный уголок, – делали большую комнату уютной. Проводник Яны, так и оставшийся в меховой куртке и объемных лыжных брюках, сидел на корточках перед возвышавшейся посреди комнаты русской печью и осторожно подкладывал в нее поленья. Подождав, пока он закроет топочную дверцу и выпрямится, девушка подошла и встала с ним рядом, ощущая исходящее от печи сухое тепло. Дрова уютно пощелкивали, в трубе звонко гудело.