Свет дня - [71]
Не волнуйтесь — я просто еду мимо, остановился на минутку, смотрю, все ли в порядке.
Включаю зажигание. Почти двадцать минут шестого. Еще три часа с лишним. А без четверти шесть у меня встреча с миссис Лукас — показать ей фотографии. Рита будет посматривать на часы, ждать моего ключа в уличной двери. О господи! Но нет, Рита не из тех, кто берется за нож.
Никто не из тех.
Разворачиваюсь и уезжаю. Вот я здесь и побывал. Знаю, что через год побываю опять. И здесь, и на могиле. И еще через год…
Налево и вниз по Уимбддон-Хилл. Что-то во мне разгорается. Словно я дом в ночи — черная каменная оболочка, освещенная изнутри.
65
Трудно представить себе императора в Чизлхерсте… Хотя, разумеется, он уже им не был. Бывший император, низложенный император — сухая шелуха, и только. Жить оставалось меньше двух лет.
Napoleon III, Empereur des Frangaisy mourut…[6]
Властитель поля для гольфа. Восемнадцать лунок, над каждой флажок — точно знак маленького завоевания. Правда, тогда это еще не было поле для гольфа. Просто частное владение. И сам Чизлхерст, как и Уимблдон, более или менее походил тогда на деревню, еще не завоеванную лондонскими пригородами. Лондон на марше. Пригородная империя.
И все же я невольно воображал, как он глядит в окно гольф-клуба — этого пристанища свергнутых императоров — на нас, которые возвращались в то воскресное утро, недосчитываясь одного мяча.
Как будто мы могли бы представить для него интерес.
Почти сорок лет уже.
Разумеется, он не глядел тогда ни в какое окно. Это я гляжу в окно своей памяти. Папа, я, папин разговорчивый приятель — как его, Дональд? Точки вдалеке…
Но и Наполеон III, глядя в окно, глядел, должно быть, большей частью в даль своей памяти — потому что он был только то, что осталось от императора, жизнь была, считай, прожита. Так что на зеленых просторах, которые станут потом полем для гольфа (о чем он понятия не имел), он мог рисовать себе все, что было раньше. Дым сигары, может быть, становился дымом кровопролитных битв. Маджента, Сольферино, Седан.
Мой отец не был силен по части глубокомысленных изречений, но однажды я услыхал от него — думаю, он подхватил это от кого-то в гольф-клубе, — что где поля для гольфа, там цивилизация и где цивилизация, там поля для гольфа. Заявление довольно-таки сомнительное, хотя большинство сотрудников полиции приличного ранга с ним бы согласилось.
А что сказала бы мама? «Где универсальные магазины…»? «Где парковые скамейки…»?
А Элен? «Где Искусство…»? «Где интерьерный дизайн…»?
А сам Наполеон? Зеленые просторы. Голубой дым.
Он — Сара мне все о нем рассказала — любил поразвлечься. Другие женщины. Он называл свои романы «шалостями». Безупречным их с Евгенией брак не назовешь. Императорские ссоры — без них не обошлось. Но и у нее были свои развлечения — другого рода: по части политики, государственных дел. Его епархия. Поговаривали даже, что на самом деле у власти стоит императрица. И она иной раз водила мужа по довольно-таки несчастливым дорожкам.
По крови была испанка. Самоуверенная, целеустремленная, красивая. Но преданная. А он вечно отвлекался (шалил), нервничал, проявлял нерешительность. И не слишком хорошо для полководца умел командовать.
Но она сделала на него ставку, связала с ним судьбу. После катастрофы под Седаном она в карете бросилась из Парижа на побережье — уже не императрица, а всего-навсего беглянка. В любой момент ее могли остановить, вытащить из кареты и убить. А когда она уже была вроде бы в безопасности на английском судне (занимательная вышла история!), в Ла-Манше разыгралась страшная буря и она едва не утонула.
И все это для того, чтобы осесть в Чизлхерсте.
Она приехала туда первая. Ему пришлось труднее — он попал в плен к пруссакам. Она ждала его. Неизвестно было, отпустят ли его вообще.
А когда они уже были в Чизлхерсте вместе и в безопасности, во Франции началось черт знает что.
Сара, помимо прочего, стала моей учительницей истории.
Как они произносили это слово? «Чи-из-лэрст»?
Ее здоровье было в полном порядке, а он был уже серьезно болен. Камни в желчном пузыре. Под Седаном, придя в бешенство от болей и от приближающегося поражения, он пришпорил лошадь и поскакал под самый огонь.
Но не судьба. Он умер в Чизлхерсте в своей постели.
…le 9 Janvier 1873.[7]
Она пережила его почти на пятьдесят лет. Умерла в девятьсот двадцатом. И, насколько я понимаю, вполне могла своими глазами увидеть, как участок около их дома, около их резиденции в изгнании превращают в поле для гольфа.
Почти пятьдесят лет. Вот самая странная часть этой повести. Знаю, что именно эта часть больше всего интересует Сару. Двадцать лет замужем. Семнадцать лет императрица. И почти пятьдесят лет потом.
Половина жизни еще оставалась непрожитой. Она, как и раньше, была не прочь поразвлечься — хотя теперь уже по-другому. Боевая, вздорная, далеко еще не старушка, всегда готовая рискнуть. Автомобили — эти диковинные новые штуки. На яхте по Средиземному морю. Годы в ранге императрицы, должно быть, казались ей сновидением. Ездила в Париж — останавливалась в отеле.
Но очень странно вышло. Их сын, который мог стать императором, погиб в британской армии, воюя с зулусами. Второй тяжелый удар в ее жизни. Ей оставалось еще сорок с лишним лет.
Роман «букеровского» лауреата, сочетает элементы готической семейной саги, детектива, философского размышления о смысле истории и природе. Причем история у Свифта предстает в многообразии ипостасей: «большая» история, которую преподает школьникам герой романа, «малая» местная история Фенленда – «Земли воды», история человеческих отношений, романтических и жестоких. Биография учителя, которому грозит сокращение и «отходная» речь которого составляет внешний уровень романа, на многих уровнях перекликается с двухвековой историей его рода, также полной драматизма и кровавого безумия поистине фолкнеровских масштабов…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жизнь соткана из мгновений, впечатлений, ассоциаций. Мало кто их запоминает во всех подробностях. Но Джейн Фэйрчайлд всегда обращала внимание на детали. И Материнское воскресенье 1924 года, день, когда разбился в автокатастрофе Пол Шерингем – ее любовник – она запомнила во всех подробностях, вплоть до звуков и игры теней, запахов и ощущений. И именно в этот день перестала существовать сирота-служанка Джейн и появилась известная писательница, которой предстоит долгая, очень долгая жизнь, в которую уместится правление нескольких королей, две мировые войны и много что еще.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
У Грэма Свифта репутация писателя проницательного и своеобразного, хотя пока что он издал лишь два романа — "Владелец кондитерской" и "Волан" — и сборник рассказов "Уроки плавания". К произведениям Г. Свифта в Англии относятся с большим вниманием, и британские критики в своих рецензиях не скупятся на похвалы в адрес молодого писателя: "удивительное чувство пропорции", "захватывающе, глубоко, едко", "изящно как по форме, так и по содержанию".Г. Свифт родился в 1949 году в Лондоне, где он живёт и поныне.
Четверо мужчин, близких друзей покойного Джека Доддса, лондонского мясника, встретились, чтобы выполнить его необычную последнюю волю – рассеять над морем его прах. Несмотря на столь незамысловатый сюжет, роман «Последние распоряжения» – самое увлекательное произведение Грэма Свифта, трогательное, забавное и удивительно человечное.Лауреат премии Букера за 1996 год.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.