Свет дня - [19]

По крайней мере, мне казалось, что сказал он что-то вроде этого. Тут они все заговорили по-турецки еще быстрее, еще громче и вроде бы просто забыли о моем существовании. Останься мы с офицером наедине, может быть, мне и удалось бы его уговорить, подкупить — во всяком случае, я, само собой разумеется, попытался бы это сделать, и совсем не исключено, что мне бы это удалось. Но в присутствии таможенника такое было попросту бессмысленно. Дело закончилось тем, что они, так ни о чем и не договорившись, пошли решать вопрос к начальнику поста. Ну а я остался стоять и ждать — без паспорта, без документов, но зато почему-то с трясущимися поджилками, — надеясь только на чудо. А вдруг начальник плюнет на просроченную дату и даст указание пропустить меня?..

Если бы повезло, то в принципе такое вполне могло бы и произойти. Хотя если бы такое даже и случилось и меня все-таки пропустили бы, проблем, то есть серьезных проблем, все равно оставалось бы хоть отбавляй. Мне пришлось бы тогда либо постараться купить в Стамбуле египетский консульский штамп и подделать дату в моем паспорте — что было далеко не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд, — либо попасть в британское консульство, заявить о якобы «пропаже моего британского паспорта» и попробовать всеми правдами и неправдами выудить у них временные проездные документы еще до того, как они сумеют все проверить, что тоже было весьма и весьма проблематично.

Так я и стоял в вестибюле пограничного поста, погруженный в горестные раздумья, под охраной вооруженного часового у двери, который смотрел на меня так, будто только и ждал, чтобы я дал ему хоть какой-нибудь повод меня застрелить. Я, конечно, изо всех сил пытался делать вид, что просто не замечаю его, но легче от этого все равно не становилось. Более того, из-за нервного перенапряжения у меня, похоже, начинался приступ несварения желудка…

Минут через десять офицер вернулся и поманил меня рукой. Мы прошли по коридору до казарменного вида двери почти в самом его конце.

— Ну и что дальше? — спросил я по-французски.

— С вами хочет поговорить начальник поста.

Он постучал в дверь, дождался не сразу последовавшего громкого приказа «Войдите!», открыл ее и ввел меня внутрь.

Маленькая, практически голая комната всего с несколькими стульями у стены и письменным столом с зеленым сукном в самом центре. За столом сидел человек где-то моего возраста, но в отличие от меня с очень морщинистым желтоватым лицом и одетый в военную форму — скорее всего, офицер государственной безопасности. Мой паспорт и дорожные документы лежали на столе перед ним. Выждав, как и положено, небольшую паузу, он поднял на меня глаза и на вполне приличном французском спросил:

— Это ваш паспорт?

— Да, сэр. Могу только выразить самое искреннее сожаление, что вовремя не заметил просроченную дату и не предпринял должных мер по ее продлению, сэр.

— И тем самым накликали на себя множество проблем.

— Да, сэр, я конечно же все понимаю, но… но позвольте мне, пожалуйста, все вам объяснить. Дело в том, что меня попросили перегнать эту машину в Стамбул только в понедельник вечером, а выехал из Афин я уже во вторник, то есть не далее как вчера рано утром. Причем в такой спешке, что просто-напросто не успел или, может даже, каюсь, забыл проверить свои документы.

Он снова опустил глаза на мои документы:

— Кстати, здесь написано, что вы занимаетесь журналистикой, а таможенному инспектору вы назвались шофером. Как это прикажете понимать?

Ничего себе вопросик! Это могло означать только одно — такой зануда будет копать до самого конца. У меня сердце ушло в пятки.

— Видите ли, сэр, я только временно выполняю функцию шофера. Конечно же я был и остаюсь самым настоящим журналистом, но жить и кормить семью как-то надо, а с нашей профессией, сами понимаете, сэр, это далеко не так легко…

— Значит, сейчас вы шофер и, значит, в ваших документах имеется еще одна существенная неточность, так?

И что теперь прикажете ему отвечать? Соглашаться — рыть самому себе яму; возражать — навлекать на себя его праведный гнев… Ладно, попробуем поиграть в его игру.

— Превратности судьбы, сэр. Понимаете, там, в Афинах, у меня собственный автомобиль, на котором я время от времени подрабатываю извозом пассажиров, сэр.

Слегка нахмурившись, он снова перелистал мои дорожные документы.

— Здесь написано, что эта машина принадлежит некоей Элизабет Липп. Она что, ваш работодатель?

— Временно, сэр.

— И где она сейчас?

— Полагаю, где-нибудь в Стамбуле, сэр.

— Вы что, не знаете?

— Меня нанимал ее доверенный агент, сэр… Сказал, что надо доставить ее «линкольн» в Стамбул, куда она прибудет морем, так как не любит долгой езды на машине.

После моих слов последовала довольно долгая и неприятная пауза. Он снова внимательнейшим образом просмотрел мой паспорт и дорожные документы, затем резко вскинул на меня глаза:

— Кто эта женщина по национальности?

— Не знаю, сэр.

— Сколько ей лет? Как она выглядит? Что за человек?

— Я никогда ее не видел, сэр. Все дела имел только с ее агентом. Больше ни с кем…

— Значит, она едет из Афин в Стамбул пароходом, что занимает двадцать четыре часа, а машину отправляет проделать путь в тысячу четыреста километров по горным дорогам. Но если ей нужна машина в Стамбуле, так почему бы тогда не перевезти ее с собой на пароходе? Так ведь и проще, и дешевле, разве нет?