Сверстники - [8]

Шрифт
Интервал

8

Вперекор вечернему стремлению с грустью возвращаются они в повозках после утреннего расставания, сохраняя в душе мечтательную память... некоторые стараются избежать людских взглядов, прячут глаза под низко надвинутой шляпой, опускают налицо полотенце-повязку; женщины на прощание сильно разок хлопают их по спине - по поверью, - чтобы свое имя схоронить в памяти гостя - ведь приятнее, если воспоминания о ней проникнут в его душу; случаются лица с хмурой улыбкой, иные - мрачные, отталкивающие... выйдешь на Сакамото, смотри под ноги: одна за другой возвращаются из Сэндзю повозки с зеленью - там надо быть начеку: вплоть до поворота к святилищу Мисима, до дороги Безумцев, докуда добредают ночные гости «веселых домов» - все они не в себе: здесь они наконец-то, считается, могут перевести дух, лица их расслабляются, они стеснительны, робкие подкаблучники, но и тут среди толпящихся на перекрестке нет-нет кто-нибудь да и брякнет, дескать, глядите, вон там важный мужчина, а у того копейки за душой нет, возвращается без гроша в кармане, не стоит и припоминать строки из «Вечной печали» Бо Цзюй-и24: «И уже это счастье под небом у нас для отцов с матерями пример: их не радует больше родившийся сын, все надежды приносит им дочь...» - о том, как китайский император приблизил к себе девочку из рода Ян, - бывают времена, когда дочери бесконечно драгоценны, айв нашей округе много есть примеров тому, как Лучезарная дева Кагуя-химэ25 родится на задворках, перебирается потом в лучший веселый дом в Цукидзи, делается подругой знатнейших богатеев, овладевает тайной танца; какая-нибудь такая красотка по имени Снежная, сидя в гостиной, интересуется с редким простодушием: «На каком же дереве растет рис?» - словно бы ведать не ведает о прозе жизни, а ведь так недавно прирабатывала изготовлением цветочных карт; носит широченный пояс - в таких ходят девушки «веселых кварталов», сейчас она еще на хорошем счету, но с глаз долой - из сердца вон, глядь, она уже не звезда квартала, а в лавке красильщика тем временем подрастает вторая дочка, цветок редкой красоты, она пробует себя в новом веселом доме, что в квартале Сэндзоку, где мерцают фонари с надписью «светильник божества-ками»26, вот она почти что на равной ноге с несравненной красоткой из сада по имени Кокити; стоит ли удивляться, что денно и нощно все слухи и разговоры об успешной карьере касаются только женщин, на парней смотрят, как на совершенную бесполезность, вроде дворняжьего хвоста в черных пятнах, назначенного разве что рыскать по помойкам; сыновья из домов, что выстроились рядами, и растут в местной подростковой стае, позднее - лет семнадцати-восемнадцати, в пору взросления, - сбиваются в компании человек по пять-семь, еще не франты с флейтой сякухати за поясом, но уже донельзя важно вступают под началом известного главаря, в одинаковых повязках из полотенец, с одинаковыми фонарями на длинных шестах, к тому времени, как они обретут навык игры в кости, станут все напористее заигрывать с красотками через решетчатые двери их обиталищ; семейное дело, которым они занимаются, отнимает у них всего только полдня - возвратившись в сумерках домой, приняв ванну, облачаются в тесноватые кимоно и деревянные постукивающие скамеечки-сандалии гэта: «Заметил новенькую в том-то веселом заведении? Смахивает на швею из мастерской в Канасуги, ну что за носик у нее, приплюснутый», - так уж у них устроены мозги, не переделать: простодушно попрошайничают друг у друга то щепоть табака, то бумажный носовой платок, чтобы высморкаться, прикалывают друг друга - в общем, добиваются известности на всю жизнь, так что даже детки-наследнички из других кварталов заимствуют прозвища местных мальчишек, а они знай свое: драку за дракой учиняют возле Больших ворот27; и все-таки, что ни говори, а подлинную власть забрали в нашем квартале женщины - взгляни! осенью ли, весной ли бурлят веселые заведения всех пяти кварталов; пусть и не в обычае нынче сопровождение с фонарем, но стук деревянных сандалий девочек-посыльных из чайных домиков мешается с мелодиями, под которые они подтанцовывают и напевают; спроси любого из веселой толпы, наводнившей наш район, ради чего он здесь, ответ будет: красные воротники, длинные рукава старинных кимоно Утикакэ, высоченные прически «красный медведь», приветливые улыбки, зазывные взгляды... пойди пойми, правда ли они такие красавицы, не стоит и пытаться понять, кто из здешних и вправду девицы высокого разбора ойран, достойные всякого уважения, а кому это все равно; что ж говорить о тех, кто целиком погружен в этот мир, кто проводит здесь все свое время с утра до вечера - тут никак не избежать напитаться здешним духом, так неокрашенная ткань жадно принимает краску: на взгляд Мидо-ри существа, именуемые мужчинами, не казались ни обольстительными, ни ужасными; ей не приходило в голову, что ремесло, которым промышляет ее старшая сестра, постыдно; еще когда та покидала отчий дом, Мидори плакала от желания сопутствовать сестре, даже во сне об этом мечтала, завидовала, ведь сестра сможет сполна вернуть отцу и матери дочерний долг; она и не подозревала, насколько переплетено прекрасное с кошмарным в сестриной жизни, через что той пришлось пройти, утверждаясь в своем ремесле; зато интересовало ее искусство утонченной - тоньше мышиного писка - беседы, которая так по нраву посетителям; или как стучать по решетке, загадывая желание; или как в меру приласкать на прощание гостя; ее не смущал особый жаргон «веселых домов», который был в ходу в ее квартале; шли годы, ей сравнялось четырнадцать, но когда, обнимая кукол, она прижималась к ним щекой, сердце ее билось учащенно, словно у принцессы из благородной фамилии, - по необходимости усваивала школьные уроки благопристойного поведения и домоводства, но всей душой откликалась только на разговоры о любовных отношениях с тем или другим гостем, кого любят или не любят, о хозяйских подарках к новому сезону - нарядах, о ночных дарах, преподнесенных богатым гостем куртизанке на праздник, передали для нее в чайный домик; весь этот блеск был прекрасен, а что сюда не подходило, казалось жалким, но по молодости ее и не тянуло вникнуть в чужие дела; ее взгляд привлекали одни цветы, в ее харктере смешались твердость и легкомыслие, и некоторая сумасбродность, в собственном выдуманном мире она придумала свой мир, похожий на тучку в поднебесье; дорога Безумцев, дорога Спящих - вот утренний возвратный путь по домам ночных гостей, что идут один за другим, по утрам здесь спят допоздна, передние кварталы моют и чистят и щедро поливают водой, а из задворочных Маннэнтё, Ямабуситё, Синтанимати и окрестностей тянутся вереницей те, кто нашли себе там ночной насест, те, кого не унизить бранным «актеришко», - завсегдатаи театральных подмостков, искусные в своем деле: вот певец под барабан и он же торговец тянучками, вот кукольник, акробат, танцор львиного танца на представлениях кагура


Еще от автора Хигути Итиё
Тринадцатая ночь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мутный поток

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Охотник на водоплавающую дичь. Папаша Горемыка. Парижане и провинциалы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина; Америго: Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан: Человек и его деяние; Монтень

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».


Нетерпение сердца: Роман. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».


Том 2. Низины. Дзюрдзи. Хам

Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».