Сверстники - [4]

4

Бил барабан; он грохотал и там, где в обычные дни непрерывно звучал вездесущий сямисэн, а в праздник-то тем более; такого шума целый год не бывает, вот только в день Петуха; до чего же забавно наблюдать за состязанием соседних святилищ Мисима и Онотэру! команды из Ёкомоти и приречных кварталов - все в одеждах из хлопка маока с иероглифом - командной эмблемой; ворчуны жалуются: мол, нынче все хуже, чем было в прошлом году; участники кичатся друг перед другом шириной крашенных в желтый цвет лент для подвязки рукавов; детишки без устали охотятся за новыми игрушками - здесь и куклы Дарума14, совы, собаки из папье-маше - иные уже насобирали до дюжины; вот они побежали куда-то - замелькали белые носочки, зазвенели у них за спиной большие и малые колокольцы; Сётаро из Тана-ка сторонился толпы; его бледно-желтая в красную полоску форменная курточка с эмблемой фирмы на лацканах, темно-синий рабочий фартук и белая повязка с узлом на затылке при внимательном взгляде сильно отличались от одежды окружающих - чего стоили бледно-желтый с голубым пояс, высшей выделки и окраски шелковый креп тиримэн, яркие эмблемы; цветок из праздничной гирлянды, украшавшей повозку даси, он воткнул сзади в узел головной повязки; его деревянные сандалии с ремешком исправно отбивали заданный праздничный ритм, но сам он не присоединялся ни к одной из свистящих флейтами и гремящих барабанами музыкальных команд; вечернее празднество текло без неожиданностей; и в этот вечер единственного в году дня двенадцать ребят собрались в писчебумажной лавке, только Мидори опаздывала, видно, прихорашивалась, и Сётаро, поджидая ее, то и дело нетерпеливо бегал за ворота, волнуясь, что ее еще нет: «Сходи-ка за ней, Сан-горо! Бывал в Дайкокуя? Ты просто из садика позови "Мидори!" - она услышит, поторопи ее». - «Ладно! Ты только мой фонарь посторожи, а то чуть отойдешь, свечку и свистнут». - «Что за жадина! - возмутился его младший товарищ, - давно бы сбегал уже!» - «Вмиг обернусь, что твой Дзиродзаэмон, мужик из Сано15!» - «Смотрите все! Среди нас - бог-Быстробег Идатэн16!» - закричали все.

Девочки дружно смеялись, глядя на его уморительную косо летящую побежку; низкорослый, с короткой шеей и молотообразной головой, шишковатым лбом и приплюснутым носом, он до смешного походил на скалящегося каменного приврат-ного льва, недаром его прозвали Сангоро - Зубы Торчком; смуглый до черноты, всегда на все согласный, он отличался чудесным выражением лица, радостным приветливым блеском глаз, по-настоящему шутовским, и обаятельными ямочками на щеках, брови смешно топорщились домиком - ни дать ни взять лукавая маска круглолицей бабенки - это было так забавно! поистине безгрешное дитя нищеты: одетый в тесную с узкими рукавами из бумажного крепа ава курточку, он сообщил приятелю, что просто не успел подобрать подходящее праздничное платье; его отец, чтобы прокормить шестерых детей (Сангоро - старший), впрягся в повозку рикши; стоял он вроде бы на бойком месте, возле переднего квартала из пятидесяти чайных домиков, где, казалось, от пассажиров отбоя не будет, но почему-то его попытки тайно подзаработать, таская коляску, терпели неудачу. С позапрошлого года, когда Сангоро сравнялось тринадцать, он, как отцов первейший помощник, начал было служить в печатне, что в квартале Намики, но ему, лодырю, работа дней за десять прискучила; потом он нигде больше месяца не удерживался; с ноября по весну он подрабатывал изготовлением принадлежностей для новогодней игры в волан, летом помогал в госпитальной лавке, торгующей льдом, научился зазывать покупателей, умел поладить с хозяином; с прошлого «Скороспешного» праздника, когда он тащил повозку, друзья затаили против него и прозвали «задворочным Маннэн-тё17», так эта кличка к нему и прилипла; Сангоро водился с трущобными плутами, и его за то никто не осуждал; дом Танака не раз выручал их, к нему с великой благодарностью относились и родители и дети; размер ежедневного взноса мог меняться, но процент бывал неизменно высоким, но без ссуды все равно не прожить, так что никто не брался ненавидеть «хозяина денег»; мне и в голову не приходило отказываться, когда доносилось: «Сан-горо, выходи гулять!» - я родился на задворках, воспитывался на задворках, обитая при храме Рю-гэдзи; хозяином нашего дома был отец Тёкити, оттого-то я и не бунтовал против своего приятеля; он, вопреки злобным взглядам, просто делал, что ему велели, хотя и мучился от стыда. Сёта ждал в писчебумажной лавке и от скуки тихонько напевал «Тайную тропинку любви»18; хозяйка засмеялась: «Ого, с тобой надо ухо востро держать», а у мальчика залились краской уши, чтобы скрыть смущение, громко крикнул: «А ну пошли все!» и бросился бежать к выходу; но тут у дверей он услыхал: «Сёта, почему не идешь ужинать? Тебя не дозовешься, совсем заигрался, можно и потом вам поиграть, благодарю за услугу», - это бабушка любезно кивнула хозяйке; с бабушкой не поспоришь, и Сёта под конвоем побрел домой, грустя от внезапного одиночества; казалось бы, ушел один человек, но даже взрослые с печалью ощутили отсутствие этого ребенка: он не устраивал шумной возни, не откалывал уморительные шутки вроде малыша Сана, но в нем жила редкая для мальчика из богатой семьи приязнь к окружающим; «Заметили, до чего противная эта старуха Танака - уже за шестьдесят, спасибо, недавно пудриться перестала, но волосы узлом, точно у молодухи, а голос прямо кошачий; через покойника перешагнет - не дрогнет, а сама помрет - все свои денежки с собой в могилу прихватит! А нас, похоже, ее власть совсем к земле пригнула». - «Небось сама о такой власти мечтаешь, а?» - «Говорят, она самые большие "веселые дома" в нашем квартале деньгами ссужает...» - уличные сплетницы на все лады пересуживали чужой достаток.