Сверкающий цианид - [16]

Она сказала:

— Наверное, и я полюбила вас тогда…

Но до победы было еще не близко, ветер не всегда дул в нужную сторону. Когда Сандра спокойно объявила, что собирается за Стефана Фаррадея замуж, это вызвало решительные протесты семьи. Кто он такой? Что они о нем знают?

С министром-координатором Стефан был откровенен насчет своей семьи и происхождения.

Своей жене министр-координатор сказал:

— Хм, не к добру все это.

Но он слишком хорошо знал свою дочь, знал, какая непреклонная решимость скрывается за ее внешним спокойствием. Если она чего-то захотела, то своего добьется. Ее не переубедишь!

— У этого парня большое будущее. Если его немножечко подтолкнуть, он далеко пойдет. Бог знает, на что способно юное поколение. А он производит вполне приличное впечатление.

Супруга вынуждена была согласиться. Она и не надеялась подыскать подходящую пару для своей дочери. Как ни говори, а с Сандрой у нее всегда было хлопот хоть отбавляй. Сюзанна — та красавица, у Эстер в голове мозги, Диана, умная девочка, окрутила юного герцога Хартвига — это был брак сезона. А Сандра — почти дурнушка… к тому же застенчива… и если у этого парня есть будущее, то стоит подумать…

Она капитулировала, бормоча:

— Разумеется, каждый хочет выбиться в люди… Итак, Александра Кэтрин Хейли взяла себе в мужья, на горе или на радость, Стефана Леонардо Фаррадея. Тут были и белое атласное платье, и брюссельские кружева, и шесть девушек, сопровождавших невесту с двумя маленькими пажами, и все прочие аксессуары великолепного празднества. Медовый месяц молодые провели в Италии и вернулись в свой очаровательный домик в Вестминстере, а вскоре умерла Сандрина крестная мать и оставила ей великолепный загородный дом в стиле времен королевы Анны. Все устраивалось как нельзя лучше. Стефан с новой энергией погрузился в парламентскую жизнь, Сандра помогала ему и во всем поддерживала, подчинив свою душу и тело его желаниям. Судьба настолько благоволила ему, что иногда он даже отказывался этому поверить! Союз с могущественной фракцией министра-координатора сулил быстрое продвижение. Его способности и человеческое обаяние еще более укрепили его положение и открывали перед ним блестящие перспективы. Он искренне верил в свои возможности и был полон желания беззаветно трудиться на благо своей страны.

Зачастую, поглядывая на жену, сидящую напротив него за столом, он испытывал необыкновенную радость при мысли, какой надежной соратницей она оказалась — как раз такой образ всю жизнь рисовало его воображение. Ему нравились мягкие линии ее головы и шеи, ясные карие глаза, брови, чуть надменный орлиный нос. Она выглядит, думал он, словно скаковая кобыла — такая же холеная, такая же породистая и гордая. Он считал ее идеальной подругой; их мысли двигались в одном направлении и с одинаковой скоростью. Да, думалось ему, Стефан Фаррадей, этот бедный малыш, весьма преуспел. Жизнь принимала те самые формы, которые он заранее предначертал. Ему едва перевалило за тридцать, и уже такая удача далась ему в руки.

И вот в этом состоянии полнейшей удовлетворенности он приехал с женой на две недели в Сан-Мориц и, оглядев вестибюль гостиницы, увидел Розмари Бартон.

Что с ним произошло в ту минуту, он не мог понять никогда. Какое-то наваждение, лавина невысказанных мыслей обрушилась на него. Он влюбился в стоящую поодаль женщину. Глубоко, неистово, безумно влюбился. Отчаянная, непреодолимая страсть, некогда его томившая и угасшая с годами, снова охватила его.

Он не считал себя пылким человеком. Одно — два непродолжительных увлечения, легкий флирт — вот только так и выглядело для него значение слова «любовь». Чувственные удовольствия не привлекали его. Он внушил себе мысль о недостойности подобных вещей.

Если бы его спросили, любит ли он свою жену, он бы ответил: «Конечно». Но при этом он ясно понимал, что не помышлял бы о женитьбе на ней, будь она, скажем, дочерью нищего деревенского мужлана. Она нравилась ему, он ей восхищался, чувствовал к ней привязанность и глубокую благодарность за то положение, которое она ему обеспечивала.

То, что он способен влюбиться с безрассудством и отчаянием безусого мальчика, было для него открытием. Он не мог ни о чем думать, только о Розмари. Об ее задорном, смеющемся лице, пышных каштановых волосах, манящем, возбуждающем желания теле. Он не мог есть, не мог спать. Они вместе катались на лыжах. Танцевали. И малейшее прикосновение рождало желание, которое он никогда не испытывал. Значит, вот это страдание, томление, страсть и было любовью!

Даже потеряв голову, он благословлял судьбу за то, что она наделила его способностью сохранять естественность и невозмутимость поведения. Никто не должен догадываться, никто не должен знать, что он чувствует, кроме самой Розмари.

Бартоны уезжали на неделю раньше, чем Фаррадеи. Стефан пожаловался Сандре, что Сан-Мориц довольно уныл. Не сократить ли им отпуск и не вернуться ли в Лондон? Она охотно согласилась. И через две недели после их возвращения он сделался любовником Розмари.

Странное, возбуждающее, опустошающее время — беспокойное, фантастическое. Как долго оно продолжалось? Почти полгода. Полгода, в течение которых Стефан, как обычно, занимался делами, встречался с избирателями, поднимал в палате общин вопросы, выступал на различных собраниях, разговаривал с Сандрой о политике, и думал только лишь об одном — о Розмари.