Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06 - [25]

Внезапно вся атмосфера Возрождения испарилась. Резкий свет высветил помятый, пятнистый брезент палатки и потные, растерянные лица людей на переполненных трибунах. Джим Пеннибэйкер не понимал, что случилось.

— Братья… и Сестры… пожалуйста, — пытался выговорить он.

Слепой убрал руку и отступил, словно боялся, что я ударю его. И все застыло на секунду, точно на картине. Затем разразился ад. Летуны начали возбужденно жужжать, сбиваясь в группы, подпрыгивая и хлопая крыльями. Поднялся шум, и это ощущение разъяренного пчелиного роя, которое они испускали, захватило и людей в палатке. Большинство не слишком часто сталкивались с летунами и не представляли, что летуны могут генерировать такие мощные эмоции. Тревога нарастала почти зримо. Все должно было вот-вот взорваться, я использовал этот миг, и, выбежав наружу, кинулся по раскисшему полю на шоссе. Там я встал поперек дороги и замахал рукой грузовику, который выехал на меня из темноты.

— Какого черта! Что ты делаешь? — остановив машину, проорал водитель.

— Мистер, подбросьте меня.

— Откуда я знаю, что ты никого не убил?

— Ниоткуда. Пожалуйста, мистер, только на холм, до Рэйндж-Лайн. Прошу вас!

Водитель оглядел меня, каким-то образом понял, что я говорю правду и нахожусь в полном отчаяньи, и открыл пассажирскую дверцу. Я взобрался в машину как раз, когда палатка Пеннибэйкера взорвалась изнутри, точно бумажный пакет, и все они, одним роем, вылетели на мои поиски.

Грузовик довез меня прямо до размытого моста. На другой стороне стоял автомобиль Горди и Ирен. Я знал, что запасной ключ они хранят в маленькой магнитной коробочке под крылом автомобиля, нашел его и поехал к Месту.

Я добрался до навеса немногим раньше, чем они. Можно было услышать, как они жужжат в облаках. Я выглянул в одно из поставленных под безумным углом окон, но ничего не увидел. Судя по шуму, к тем, кто присутствовал на церемонии Возрождения прибавились и другие. Ладно, подумал я. Посмотрим, правду ли говорят насчет Загадки этого Места. Может, тут они меня не достанут. Но даже если так, все равно дела шли чертовски паршиво.

Всю ночь шум нарастал. Я лежал на полу и пытался уснуть, но мог думать лишь о том, что мне придется вернуться на Скалу. Затем, чуть позже, ко мне поднялась Ирен.

— Джи-Ди! — закричала она, подбежала и обняла так крепко, что я закашлялся. — Мы тебя весь день искали! С тобой все в порядке?

— Конечно, — ответил я.

— Они не пытались прорваться внутрь?

— Еще нет, — ответил я.

— Я только что из консульства. Мне пришлось надеть ту штуку, которую ты раньше носил, так что я смогла поговорить с их генеральным консулом. Горди не мог этого сделать, ты ведь знаешь, у него стимулятор сердца. Но этот вел себя так… Ну, словно я была преступницей, вот! Сказал, меня тоже нужно судить. Я сказала, пускай, и что ты хороший, достойный мальчик. Он как раз начал толковать про то, что такое коллективная мудрость и как она много значит, а я просто, одиночка и ни грана из нее не пойму! А я сказала, что отлично поняла, какая он задница!

Я рассмеялся.

— Здорово, Ирен.

— Но, Джи-Ди, он требовал, чтобы я тебя выдала им. И он что-то со мной сделал… довел меня до того, что я чуть было не сказала — ладно. О, зачем ты вот так попался им на глаза?

— Поверь мне, это была не моя идея, — сказал я.

— Я знаю. Ну, и как ты, Джи-Ди? Ты в порядке? Хочешь что-нибудь поесть?

— Нет, но… Могу я тебя попросить об одолжении?

— Все что угодно, золотко.

— Картина Генри. Не принесешь ее сюда, Ирен?

— Что? Эти каракули! Точно курица лапой царапала!

— Пожалуйста, Ирен. Я должен знать, что мне делать дальше. А Генри и в самом деле здорово соображал. Может, если у меня будет что-то его, я смогу как следует все обдумать. Пожалуйста.

— Ладно, золотко, — обеспокоенно сказала она и удалилась.

Жужжание в облаках делалось все громче и громче. Ирен вернулась, вошла через перекошенную дверь — картина в одной руке, бумажный пакетик в другой.

— И все-таки, я собрала тебе кое-что поесть, — сказала она.

— Спасибо, Ирен.

Я видел, что ей хочется побыть со мной, но я хотел остаться один. Я сказал ей об этом очень мягко. Она ответила, что забежит поглядеть, как я тут, через пару часов.

Я прислонил картину Генри к стене. Потом сел на красную отметку на полу и начал разглядывать картину. За все время, что я работал у Ирен и Горди, я никогда не смотрел на нее как следует. Я думал, мне будет слишком больно. Ирен была права — нацарапано, точно курица лапой — черные и красные полоски на сером фоне. Я подумал: да как же Генри мог потратить на это целых шесть недель? Я потрогал краску. Она не была вдавлена в холст и не выступала наружу. Мазки были наложены один раз — вот и все.

Курица царапала лапой, в основном, по направлению к центру холста, и там серый фон чуть сгущался. Может, даже, он чуть отдавал красным. Это, действительно, была композиция, но в ней не было никакого смысла.

Затем я подумал, что Генри вообще не особенно гнался за логикой. Его картины заставляли зрителя почувствовать скрытый смысл. Но я-то, глядя на это, ничего не чувствовал! С другой стороны, я никогда и не пытался разрешить головоломки, которые писал Генри.