Сверхновая американская фантастика, 1995 № 03 - [38]

Едва я начинаю сердито думать, как мы будем проводить ночь, если она ожидает, что я отдам ей серапе, как миссис Парсонс встает, спотыкается пару раз о кочки, и заявляет:

— По-моему, тут не хуже, чем в любом другом месте, как вам кажется, мистер Фентон?

С этими словами она кладет чехол от плота вместо подушки и ложится прямо на землю на бочок, укрывшись половиной серапе и оставив другую его часть аккуратно развернутой с откинутым уголком. Узкая спина миссис Парсонс теперь совсем рядом со мной.

Эта демонстрация так убедительна, что я уже наполовину оказываюсь под той частью серапе, которая оставлена для меня, прежде чем нелепость ситуации останавливает меня.

— Кстати. Меня зовут Дон.

— О, конечно, — ее голос сама любезность. — А я — Рут.

Я стараюсь до нее не дотрагиваться, и мы лежим, как две рыбы на тарелке, глядя на звезды, вдыхая дымок, который доносил до нас ветер, ощущая, казалось, даже то, что происходило под землей. В жизни большей неловкости не испытывал.

Эта женщина для меня ничего не значит, но ее подчеркнутая отчужденность, вызывающая попка в восьми дюймах от моей ширинки… За два песо я охотно бы снял с нее эти шорты и представился… Будь я на двадцать лет моложе. Если бы я так сильно не устал… но от двадцати лишних лет и усталости никуда не деться. И, криво усмехаясь, я осознаю, что миссис Рут Парсонс рассчитала все правильно. Будь я действительно на двадцать лет моложе, ее бы здесь не было. Подобно рыбе, что спокойно плавает вокруг сытой барракуды, но тут же исчезает, едва намерения той изменятся, миссис Парсонс знает — ее шортам ничто не угрожает. Ее плотно облегающим шортам, которые так близко…

Я ощутил желание и, когда это случилось, почувствовал за своей спиной безмолвную пустоту. Миссис Парсонс незаметно отодвигается. Стал лн я по-другому дышать? Так или иначе, я убежден — протянутой руке не удастся ее обнять, и объяснение найдется самое невинное: к примеру, ей захотелось окунуться. Мои мудрые двадцать лишних лет хихикают над возникшей было прытью, и я расслабляюсь.

— Спокойной ночи, Рут.

— Спокойной ночи, Дон.

Хотите верьте, хотите нет, но мы на самом деле засыпаем под ураганный рев ветра.

А разбудил меня свет — холодное, белое сияние.

Сперва я подумал — должно быть, охотники за крокодилами. Лучше будет сразу назваться туристами. Я выбираюсь из-под серапе и вижу, как Рут ныряет в заросли.

— Quien estas? A secorro[2]! На помощь, синьоры!

Никакого ответа, только свет, ослепив меня на мгновение, гаснет.

Пытаюсь еще покричать, теперь на двух языках. В ответ — темнота. Откуда-то доносятся потрескивание и посвистывание. Это мне все меньше нравится, но я принимаюсь объяснять, что наш самолет разбился и мы нуждаемся в помощи.

Над нами загорелась узенькая полоска света и тут же исчезла.

— О — о — мощь! — неразборчиво доносится голос, потом слышится лязг металла. Ясно, что это не местные жители, что наводит на нехорошие мысли.

— Да, помогите!

Раздается скрежет, снова посвистывание, и все стихает.

— Черт побери, что случилось?

Я ковыляю в ту сторону, откуда доносились звуки.

— Взгляните туда, за развалины, — шепчет за спиной Рут.

Там сразу несколько вспышек одна за одной, но и они быстро гаснут.

— Может, там у них лагерь?

Я делаю еще пару шагов вслепую, и тут проваливаюсь, пробивая корку грязи, и острый сучок вонзается точнехонько в суставную сумку, где хозяйки обычно подрезают сухожилие, чтобы отделить куриную ножку. Боль ударила мне в пах, и я понял, что снова повредил свой многострадальный мениск.

Чтобы не обезножеть окончательно — берегите свои коленные чашечки. Вначале колено просто не гнется, а когда вы пытаетесь наступить на эту ногу, боль штыком пронзает позвоночник, а челюсть отвисает. Отколовшиеся крошки хряща немилосердно скребут по чувствительной внутренней поверхности сустава. Согнуть колено больше не удается, и наконец — о, милосердие! _ ты падаешь.

Рут помогает мне добраться до серапе.

— Какой я болван, какой идиот…

— Вовсе нет, Дон. Все это совершенно естественно.

Мы зажигаем спички, ее пальцы, ощупывая колено, отводят мою руку в сторону.

— Я думаю, смещения нет, но колено быстро опухает. Я положу на него влажный платок. Нам надо подождать до утра. Тогда я осмотрю рану. Как по вашему, это были браконьеры?

— Возможно, — лгу я. На самом деле я думаю, что на нас наткнулись контрабандисты.

Она возвращается с намоченным платком и перевязывает мне колено.

— Должно быть, мы их спугнули. Этот свет… Такой яркий.

— Какие-нибудь охотники. Люди в здешних краях любят чудачить.

— Может быть, они возвратятся к утру.

— Вполне вероятно.

Рут натягивает на себя сырое серапе, и мы вновь желаем друг другу спокойной ночи. Так и не обмолвились ни словом о том, сумеем ли мы добраться до самолета без посторонней помощи.

Я лежу, глядя на юг, где Альфа Центавра то появлялась, то снова скрывалась за облаками, и проклинаю себя за то, как идиотски я влип. Но тут в голову стали приходить еще более неприятные мысли.

Допустим, парни, промышлявшие в этих краях контрабандой, случайно наталкиваются возле рифов на лодку ловцов креветок. Но они не будут освещать полнеба, ни к чему им и свистящая посреди болота противоугонная сигнализация. К тому же большой лагерь и полувоенное снаряжение…