Свердлов - [118]

Среди многих утрат, последовавших за убийством Володарского, Якова Михайловича тяжело ранила гибель одного из первых военкомов — Семена Нахимсона.

Делегат V съезда РСДРП, один из руководителей-большевиков 12-й армии на Северном фронте, затем строитель Красной Армии, он был человеком философского склада мышления, высокой культуры, выдающихся способностей. Он весь отдался революции, не зная отдыха, работал среди латышских стрелков, готовил в районе 12-й армии помощь Петрограду. Затем изнурительная борьба с эсерами и меньшевиками за руководство 12-й армией.

Когда Свердлов встретился с Нахимсоном в январе 1918 года, он был поражен его усталым, больным видом.

— Вам нужно отдохнуть, хотя бы недельку-другую, — сказал Яков Михайлович.

Нахимсон только грустно улыбнулся в ответ… Несколько позже, в мае 1918 года, он писал жене: „Может, удастся получить отпуск на две недели. Тогда будет совсем хорошо. Я очень буду просить об этом. И по-моему, у меня есть нравственное право и требовать этого. Но события последних дней настолько мрачны, что, пожалуй, теперь не до отпусков. Самара и Саратов заставляют мобилизовать все силы и всю бдительность. Наступают или скорее настали самые тяжелые дни Рабоче-крестьянской республики. Будущее за нас, но надо отстоять настоящее. А это очень, крайне трудно“. И другое письмо: „Малодушные и истеричные уходят, тем энергичнее должны быть мы, старое, закаленное поколение“.

Этому представителю „старого, закаленного поколения“ было тогда 32 года.

В конце мая 1918 года Нахимсон был назначен военным комиссаром Ярославского военного округа. Во время ярославского мятежа белогвардейцы расстреляли комиссара. Его последние слова: „Стреляйте, но вам не убить дело, за которое умираю. Вы все погибнете“.

Его похоронили в Петрограде. Тысячи людей шли за орудийным лафетом до усыпальницы революционеров — Марсова поля.

И снова, как в скорбные дни прощания с Володарским, в Петроград приехал Свердлов. Глухо звучал его голос над могилой Нахимсона: „Товарищ Нахимсон всегда был в первых наших рядах. Он высоко держал знамя рабочей революции. Сомкнем же теснее наши ряды“.

Тяжелы были эти потери…

И все же до начала сентября 1918 года диктатура пролетариата не прибегала к оружию массового красного террора.

Еще в начале августа 1918 года в циркулярном письме Центрального Комитета местным партийным организациям и Советам говорилось: „Есть только один способ смести с лица земли внутренних врагов Советской власти и отбросить врагов внешних. Это — до самых низов поднять массы трудящихся, которым снова грозит порабощение. Массовая агитация среди миллионов против хищников капитала и шакалов-предателей, плетущихся за ними, — такова одна из важнейших задач партии и советских организаций в теперешний момент“.

Но кулацкие мятежи, террор белогвардейцев и интервентов — все это требовало решительных и беспощадных ответных действий.

30 августа 1918 года контрреволюция нанесла Советской республике самый страшный удар.

В этот день утром эсеровскими террористами был убит председатель питерского ЧК Урицкий. А вечером эсеровской пулей был тяжело ранен Ленин.

Свердлов 30 августа выступал на рабочем митинге в Введенском народном доме. Он уже знал об убийстве Урицкого, но не знал еще самого ужасного… Весть о покушении на Ленина ему сообщили, когда он вернулся после митинга во ВЦИК.

Яков Михайлович позвонил домой и сказал, чтобы его не ждали. „Впервые, — рассказывает Клавдия Тимофеевна, — и единственный раз за те долгие годы, что знала я Якова Михайловича, он не смог преодолеть и скрыть своего волнения, сдержать дрожь в голосе… Я почти не узнала его обычно спокойного голоса — столько в нем было тревоги“.

Но даже и в эту труднейшую минуту своей жизни Свердлов не растерялся. Всегда энергичный и решительный, он и в эти дни был по-особому собранным, получив как бы новые источники сверхэнергии.

Надежда Константиновна вернулась в этот день домой, ничего не зная о беде. Вот ее рассказ: „У нас в квартире было много какого-то народу, на вешалке висели какие-то пальто, двери непривычно были раскрыты настежь. Около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. „Как же теперь будет“, — обронила я. „У нас с Ильичем все сговорено“, — ответил он. „Сговорено, значит, кончено“, — подумала я. Пройти надо было маленькую комнатушку, но этот путь мне показался целой вечностью. Я вошла в нашу спальню. Ильичева кровать была выдвинута на середину комнаты, и он лежал на ней бледный, без кровинки в лице“.

„Все сговорено“… И Свердлов действовал так, как поручил ему Ильич.

В эти дни Яков Михайлович председательствует на заседаниях Совнаркома, по-прежнему продолжает вести огромную работу во ВЦИКе и ЦК. Многих членов ЦК тогда не было в Москве — Дзержинский был в Петрограде, Сталин — в Царицыне, не было в Москве Артема, Стасовой и ряда других членов ЦК.

Приняты все меры для спасения драгоценной жизни вождя революции. Нужно оповестить страну, Советы, армию о случившемся. Президиум ВЦИКа и Совнарком поручают это Якову Михайловичу. В 10 часов вечера 30 августа ВЦИК принимает воззвание ко всем Советам, всем армиям, всем, всем, всем: