Свечка. Том 1 - [17]
– Почему вы все время улыбаетесь?
В его голосе слышится уязвленное самолюбие. А ведь я в самую точку попал! Типично хлестаковская черта – страх выглядеть смешным. И сразу, заметь, перешел на «вы»!
– А почему бы мне не улыбаться?
В самом деле – почему бы мне не улыбаться, когда я, наконец, все понял! Когда вижу тебя, голубчика, насквозь! Усмехается… Ну, усмехайся, усмехайся. Прячет глаза… Не спрячешь! Бросает «Дело» на подоконник. (Точно таким же движением он бросил «Playboy» на заднее сиденье «Hammer'а». Тебе, конечно, все равно, что судьба человека, что «Ни дня без оргазма».)
– А ведь ты попал… Ты даже не представляешь, как ты попал!
Ой-ой-ой! Меня пугают, а мне не страшно. (Тебя пугают, а ты, старик, об этом даже не догадываешься!) Что, Хлестаков, занервничал? Ждешь, когда я сам? Когда сам взятку тебе предложу? Не дождешься! Каким угрожающим шагом, какой свинцовой поступью он направляется ко мне… Шаги командора! Садится за стол напротив, буравит взглядом. Ну, говори же! Говори – сколько: пять, шесть, восемь? Или все десять? По максимуму? Говори! («Говори!» – пьеса была такая, перестроечная, наивная, если из сегодняшнего дня смотреть, но все равно свою положительную роль она сыграла.)
– Где вы были и что делали пятого апреля сего года?
Неожиданный вопрос. И странный… Очень странный.
– Что?.. Где я был когда? Что делал когда?
– Пятого апреля сего года.
«Сего года»… Нет, мне нравится: СЕГО года… Не имею ни малейшего понятия, где я был пятого апреля сего года! У меня память так устроена. Я бы не назвал свою память на даты плохой, она не плохая, ее просто нет! (Причем не было никогда.) Мозги, видно, у меня такие, и ничего с этим не поделаешь: помню – что, но не помню – когда. Вот, например, я прекрасно помню, что было вчера – меня брали, но совершенно не помню, какое вчера было число… Впрочем, в данном случае я как раз помню, вчера был День милиции, десятое ноября, но это исключение из правила, редкое, можно сказать – редчайшее исключение.
– Я не помню…
(…и не вспомню никогда!)
– Вспомнишь!
Улыбается, а глаза недобрые. Да не боюсь я тебя, Сокрушилин, не боюсь! Лично мне тут бояться нечего, а Геру вообще не так просто испугать. Что он делал пятого апреля сего года? Откуда же я знаю, что он делал пятого апреля сего года?
– А если не вспомню?
– Обязательно вспомнишь. Это я тебе обещаю.
Нет, это даже смешно!
– Ну хорошо… Если вы называете конкретную дату, значит, в этот день что-то случилось? Что-то такое случилось? Что?
Он смотрит на меня насмешливым взглядом, решая: говорить или не говорить?
– А ты не знаешь?
– Не знаю.
– Узнаешь, не торопись… Много будешь знать… – говорит он, усмехаясь и отворачиваясь.
Скоро состарюсь? А старости-то я и подавно не боюсь! Мне нравится в стариках их спокойствие, отсутствие бессмысленных страстей и, как это ни покажется странным, уверенность в завтрашнем дне. Могу сказать больше – иногда я завидую старикам! Только и слышу – на улице, в метро, в магазине: «Молодой человек!» Или того хуже: «Паренек!» И уже совсем ни в какие ворота не лезет: «Мальчик!» Ну какой я, на фиг, мальчик, если на меня уже полтинник накатывает! Нет, я не заставляю себя уважать, уважать меня как раз не за что, но это несправедливо, в конце концов, по отношению к моим близким: когда иду с Женькой – думают, что я ее сын, когда с мамой – внук, а когда с Алиской – вообще чёрт знает что думают! Алиска, кстати, недавно говорит: «Я тебя со спины с Аркашкой Астраханцевым спутала». Каково мне это слышать, если этот Астраханцев – ее одноклассник и последняя любовь? Женька иногда надо мной подтрунивает: «Папа у нас моложавый», но я же вижу, что ей обидно, она – женщина и должна выглядеть моложе своего мужа. И вот – все вокруг худеют, а я толстею… То есть все вокруг пытаются худеть, а я – толстеть, чтобы выглядеть старше. Бесполезно! С трудом, преодолевая отвращение, я ежедневно выпивал перед сном сырое яйцо, разболтанное в стакане теплого пива с ложкой сахара и двумя ложками сметаны, – рецепт дала Мира, авангард прогресса в нашей семье, Женькина подруга, работающая кем-то в Доме кино. Спустя пару-тройку месяцев я действительно начал поправляться, но не так, как хотелось: у меня стал расти похожий на куриное яичко животик, прохожие поглядывали удивленно, видно в этом было что-то противоестественное. И когда Женька в сердцах обозвала меня беременным мальчиком, я с радостью прекратил употребление тошнотворного пойла и, что интересно, вернулся в свое обычное состояние чуть ли не на следующий день. Не сумев изменить свой вес, я решил изменить имидж – прибегнуть к помощи очков, хотя со стороны зрения никаких показаний к ним не было. Купив в метро недорогие без диоптрий очки, я принес их домой, надел, посмотрел в зеркало – крокодил. Хотя, когда примерял в метро, мне так не казалось, да и продавщица одобрила. Потом в комнату вошла Женька и усилила сравнение: «Вылитый крокодил!» Видимо, услышав, из своей комнаты прибежала Алиска и, коротко взглянув на меня, добавила: «Гена» – пожалела. Да это не беда, что крокодил, беда состояла в том, что крокодил оставался молодым, юным, это был
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
Все тайное однажды становится явным. Пришло время узнать самую большую и самую сокровенную тайну великой русской революции. Она настолько невероятна, что у кого-то может вызвать сомнения. Сомневающимся придется напомнить слова вождя революции Владимира Ильича Ленина, сказанные им накануне этих пока еще никому не известных событий: «Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Не знать о великом походе за освобождение Индии значит не знать правды нашей истории.
Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.
Роман «Свечка» сразу сделал известного киносценариста Валерия Залотуху знаменитым прозаиком – премия «Большая книга» была присуждена ему дважды – и Литературной академией, и читательским голосованием. Увы, посмертно – писатель не дожил до триумфа всего нескольких месяцев. Но он успел подготовить к изданию еще один том прозы, в который включил как известные читателю киноповести («Мусульманин», «Макаров», «Великий поход за освобождение Индии»…), так и не публиковавшийся прежде цикл ранних рассказов. Когда Андрей Тарковский прочитал рассказ «Отец мой шахтер», давший название и циклу и этой книге, он принял его автора в свою мастерскую на Высших курсах режиссеров и сценаристов.
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
В книге собраны сценарии прозаика и драматурга Валерия Залотухи – лауреата премии «Большая книга» за роман «Свечка» и премии «Ника» за сценарий фильма «Мусульманин». «После войны – мир» – первый сценарий автора, написанный им в двадцать два года, еще до поступления на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. У фильмов, снятых по сценариям «Садовник» и «Дорога», сложилась успешная кинематографическая судьба. Сценарии «Последние времена» и «Тайная жизнь Анны Сапфировой поставлены не были. «Тайная жизнь Анны Сапфировой» – это единственная мелодрама в творческой биографии автора, и она была написана для Людмилы Гурченко и Владимира Ильина.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.