Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [67]

Я отвернулся.

"Тогда убей Аллу Пугачеву, - опять ныл звук, - спела она свое, Мадонну убей, Майкла Джексона, выбор большой. Не можешь убить - ладно, пойди в музей, картину сожги, витрину в магазине разбей, только делай что-нибудь, хватит сидеть на печи, тем более и печи никакой нет или даже грелки".

"Ведь смотри, - лебезил звук, - там, где вчера луч солнца гулял по рассветным мостовым и клейкие листочки отряхивались от прошлогодней шелухи, сегодня барыги продают наспех переведенные детективы тридцатых годов, там фраза налезает на фразу, не поймешь где отель, а где резиновый член. Единственную же нашу радость - клейкие листочки - уже перевели на клей и на мыло. Все кончено, - торжествовал звук, - все-все, а некоторые еще не хотят убивать, еще ждут чего-то и медлят".

"Ну и убью", - лихо пообещал я.

А ведь с русским убийством пока одна беда! Русское убийство сидит в клетке социальной беспомощности под надежным замком. Оно должно выйти оттуда и стать частным делом! Но я пока к этому не готов.

Убийство может быть легким и приятным для обеих сторон. Глагол "убить" легко запоминается, с ним удобно сочетать различных людей и предметы, у него богатая иллюстрированная история.

И я, переводчик Хересовый, убиваю не ради красного словца, а опять же потому, что не могу молчать. У русских людей никогда ничего не было, кроме духовностей, духовности заменяли им родственников, машину, загородный дом и собаку. Но век духовностей кончен, собаку бляди завлекли, старушек - жалко, вот и приходится теперь мне, значит, поэтому и убивать. Я, Хересовый переводчик, буду как пример, а если выживет старуха, я тоже ничего не теряю; тогда я буду полпримера, но никак не меньше чем треть.

И убиваю я не корысти ради и даже не по причине кавардаков и макабров российской судьбы, на которой я давно поставил жирный и смазливый крест. Ну что это за судьба, когда сын Ивана Грозного убивает в запале сына Петра Первого, а потом его за это расстреливают большевики в подвале Ипатьевского дома! Убиваю я, так как старушки плавают в говне дней, в нем спят и едят, а старуха идет по нему, не касаясь ногами.

Но убивать надо было не в оргазме. После оргазма остаются отпечатки, что мы со Светой уже поняли, да и в оргазме всякий рад убить. Нет, надо по-другому. А как? Отвечаю: взял, перевел две страницы из Хереса, вышел погулять, погода хорошая, убил и снова за любимого Хереса. И еще две страницы перевел, ни дня без строчки, терпение и труд все перетрут, старуху и Хереса в том числе.

На следующий день я понял: "Пора".

Притом и звука никакого не было, молчал, скотина, только паркет скрипел и чайник визжал больше обычного. Но как на меня смотрели на улице! И все хотели только одного! Регулировщик - позер, циник, денег полный карман, а в глазах мольба загнанной кобылы: "Убей, ну пожалуйста, я так больше не могу". Мальчики, бросившие школу с математическим уклоном и торгующие возле церквей матрешками, девочки, проданные полуголодными матерями водителям междугородных перевозок, старики, выброшенные на улицу кровожадными невестками и теперь вынужденные промышлять минетом за кусок колбасы, - все они мало чем отличались от регулировщика, все они молча обращались ко мне с той же просьбой. Не надо на меня давить, - я пытался из последних сил казаться неприступным, - я же ничего не умею, а потом вдруг у меня что где болит, зуб, например, коренной или палец, а ведь может быть и того хуже - вчера меня изнасиловали злые грузины, и я залетел! А? Но они не верили, отвечали: "Б", и только все молили.

Из всех возможных орудий убийства я остановился на поводке для собаки - о, где ты, моя девочка, я уже не помню, как тебя зовут, - и канцелярских кнопках. Поводком можно было стянуть и сдавить, а потом уже добить кнопками. Поводок и кнопки - надежные и проверенные вещи, многие ими пользовались, они хорошо себя зарекомендовали. Из всех осколков русского быта только на кнопках и поводке проступали качество и вера в лучшее будущее.

Старуха и ее любовник вышли перед сном погулять. Я устремился за ними. Все было кончено и решено! Неожиданно они обернулись, заметили меня и обрадованно поспешили мне навстречу, Светин брат просто расцвел.

Я ох как крепко сжал в руке поводок. Кнопки тоже были наготове.

Неожиданно меня схватили с двух сторон: Света и собака. Собака пришла не пустая, принесла в пасти баварский паштет - надеюсь, бляди с голоду не умрут. Потом собака сама надела на себя поводок.

И тут мы все и встретились. Русский сюжет не любит много действующих лиц, он пока хилый подросток, русский милый наш сюжет, дай Бог ему удержать на себе тех, что есть, и не развалиться под их тяжестью. Когда-нибудь он окрепнет и сбросит груз назиданий и пессимизма, а пока ему до Хереса, конечно, очень далеко.

"Теперь можно пить, - успокаивала меня Света, - и блевать сколько угодно, собака все уберет".

И мы со Светой, взявшись за руки, побежали делать новые отпечатки, чтобы у собаки от них рябило в глазах.

Вот так я никого не убил, чего и всем желаю. Ибо можно жить на этом свете, господа! Хотя и все на нем кончено, свет пока еще не без добрых худосочных женщин и верных собак.