Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [49]

В первый и последний раз я облил жену бензином. Потом два месяца пришлось заниматься онанизмом; удовольствие ниже среднего, но жена не подпускала, и бензин выветривался. Это был единственный всплеск бензина, но последний Чехова и онанизма. Больше их в доме не было.

После символического удара слон вспомнил наконец о своих обязанностях и цели привода. Он подошел и ласково склонился над девочкой. Та неуверенно подергала его за хобот, а потом - за член, за этот неуклюжий, не очень большой, довольно грязный, но такой притягательный для ребенка слоновий член.

Девочка улыбнулась. Слон тоже был доволен.

С тех пор она дергала слона за член по несколько раз в день. И чем больше дергала, тем лучше себя чувствовала. Выздоравливала!

Наступили дни тихого семейного счастья. Жена была права: не надо блядь. Ну ее в пизду с ее прятками и хороводами! Слон - лучше!

Мир теперь казался мне простым, ясным, добрым и понятным, а не как прежде - мерзлым полем. Даже с рекламой, с этой пресловутой рекламой на продажном русском телевидении слон смог меня примирить. "МММ", "Альфа"-банк и "Стиморол" - хуйня" - был уверен я до слона. Но слон смотрел на рекламу так доверчиво, так пронзительно, так жалобно, так не отрываясь, что и я поверил - "МММ", "Альфа"-банк и "Стиморол" совсем не хуйня, а нужные и необходимые людям и слонам вещи; у людей и слонов эти вещи отнимать нельзя.

Вечерами я читал или делал вид, что читал. Выздоравливающая девочка, слон и жена резвились у меня в ногах.

Слон! Милый слон! Он заменил нам собаку - лизался и немного нюхал. Девочка повязывала ему бантик и учила гавкать.

Удавались слону и некоторые ученые штуки. С похмелья он теперь подавал мне рюмку водки. Потом, когда жена мыла девочку, он вытирал чистое тело полотенцем и вешал выстиранное белье.

Узнав, что слон сожрал всего Толстого, в гости пришел русский писатель настоящий и известный. Конечно, так настоящий известный русский писатель хуй когда в гости без повода придет!

Прямо с порога русский писатель отвратительно напился и стал кричать, что до того, как слон сожрал всего Толстого, русский писатель считал, что слон по сравнению с русским писателем полное ничтожество и поэтому должен стоять перед русским писателем по стойке "смирно", не мигать и смотреть в рот. Но теперь русский писатель понял, что он сам по сравнению со слоном полное ничтожество, и это он должен стоять перед слоном по стойке "смирно", не мигая и смотря в рот. Ведь это слон сделал то, что обязан был сделать русский писатель, сожрал всего Толстого (Толстого! Всего!). Это не вкусно, но это необходимо. Вдруг, неожиданно, хуй знает с чего русский писатель опустился перед слоном на колени, поцеловал ему ступни и вытер ему анус. И не так, как обычно вытирает себе русский писатель анус - пальцем, а салфеткой! Русский писатель даже пытался в знак особой признательности поцеловать слону хуй, но был уже настолько чудовищно пьяный, что даже чисто теоретически не был способен поцеловать слону хуй. Не нашел. Русский писатель и на менее сложные операции не способен, а такая ему и вовсе не под силу.

Тем не менее русский писатель, страшно ругаясь матом, пытался приставать к слону, называя его лапочкой, слоняшкой и хоботочкой. Слон в испуге прятал хобот и стремился забиться в угол, насколько это было возможно для слона и для угла.

Утром русский писатель встал и, дыша перегаром, долго извинялся перед слоном. Девочка с тех пор только при одном упоминании имени русского писателя плакала и снова едва-едва тяжело не заболела. А жена ее успокаивала, уверяя, что русский писатель в дом больше никогда не придет. Да ему это и не надо. Толстого слон съел, и теперь русский писатель может жить спокойно.

Как только девочка окончательно выздоровела, как только она снова смогла, как раньше, прыгать, квакать и кудахтать, как только мне перестало казаться, что малознакомые женщины должны мне протягивать свои соски из-за того, что я известный (будто бы) писатель, то слон стал чувствовать себя все хуже и хуже. Он уже не радовался, когда смотрел в окно, не радовался и когда не смотрел в окно. Когда смотрел рекламу, тоже не радовался. И совершенно не радовался, когда девочка от полноты детского счастья и удовольствия жизнью дергала его за хуй, а только морщился. А ведь раньше радовался. И как радовался! И ел он теперь плохо, и срал, соответственно, тоже - один сплошной понос.

Девочка стала ухаживать за слоном. Она дарила ему игрушки и рассказывала сказки. А потом дергала за хуй. Словом, ухаживала! Пусть, ладно, дергает, главное, чтобы в рот не брала, детям нельзя брать в рот всякую гадость! Если дети будут в рот всякую гадость брать, тот же хуй, например, они подрастут и станут заниматься минетом. А разве можно в нынешней сложной ситуации заниматься минетом? Нельзя рассчитывать только на минет! Профиль слишком узкий!

Слон неподвижно лежал в углу. За последнее время он здорово похудел и вполне помещался в угол, заполняя его, правда, целиком - от потолка до пола.

Девочка дернула его за хуй сильнее, чем обычно. Слон открыл глаза, поднял хобот, протрубил. Снизу застучала соседка. Тогда слон весело, бесстрастно и колоритно посрал. Но это был уже не унылый беззвучный понос, а настоящий крепкий стул. Такой стул несет и воспитательный момент: хороший стул всегда можно поставить в пример ребенку.