Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [45]

Карине очень нравилось, что в ее романе русский писатель еще и роман пишет. Ведь на самом деле русский писатель давно уже ничего не пишет, а так получаются и роман в романе, и русский писатель вроде бы при деле. "Лучше написать два романа", - осторожно советовал я, но Карина хотела только один, и русский писатель полюбил встреченную им в канаве дочь банкира. Вдвоем - они уже сила; теперь они не просто заебанные судьбой случайные люди. Русский писатель даже пить перестал и не падал больше в канаву, но на его девушку это так тяжело подействовало, что русскому писателю снова пришлось начать пить, чтобы не пугать понапрасну любимое существо. Скоро бабушку русского писателя, блядь старую, они заставили во сне совсем уснуть, и русский писатель спускается с подоконника и занимает всю комнату! А банкира выгнали на улицу: пусть узнает, как простой народ живет и что он в своей простоте нюхает. На оставшиеся от банкира деньги они издают роман русского писателя.

С финалом я согласен. Действительно, как ни крути, канава - самый реальный источник русской идеи и прочих бед моей милой, но проклятой Родины! Пусть в финале про канаву и не слова; в финале есть только про писателя.

Русский писатель - это не профессия. Это диагноз. И пишется в кавычках. А еще источник заразы. Слава Богу, политические сдвиги на моей милой, но такой проклятой Родине привели к уничтожению русских писателей как класса.

Плачь, мама! Прими меня обратно своим уставшим влагалищем! Твой сын, мама, - русский писатель, и пощады ему нет!

А Россия, мало того, что - дура, она еще и великий злоебучий содомит. Она вечно ебет своих детей! А кто главный у России ребенок, кто самая лучшая ее крошка? Конечно же, он - русский писатель.

Иной раз, когда в результате алкоголизма на сердце особенно дурно, растет хвост и тогда мечешься: а вдруг не было никакой русской литературы? Ни Пушкина, ни Гоголя, ни даже Глеба Успенского? Может, вся она только издержки алкоголизма? Нет, она - не издержки. Она была. Была, была. Точно была.

Когда Карина и Петров допились окончательно, то они поместили в газете "Из рук в руки" следующее объявление: "Кому нужна сильная, настоящая, большая русская литература? Цена - приблизительно одного кухонного комбайна. Но только чтобы сразу. Можно даже в рублях. В рублях даже лучше".

"Но если столько пить, разве напишешь сильную русскую литературу?" удивился я. "А если не пить - тогда вообще ничего не напишешь", - парировали они.

Я тоже допился. Во время эякуляции сперма пахла водкой, а хуй стоял только на бутылку и отчасти стал похож на нее - кожица на его конце скручивалась и раскручивалась, как пробка.

Огорчившись, я придумал научно-фантастический роман. Сюжет: один русский писатель пил, пил, пил, пил, пил, пил. Очень много пил - как сволочь, да и сволочь столько не пьет, а он все пил и пил, пил и пил, пил и пил. А потом взял и протрезвел. Впрочем, такой конец невероятен даже для научно-фантастического романа.

Мы решили посмотреть дно; для алкоголизма нужны новые впечатления. Дно меня откровенно разочаровало - вялое какое-то было дно! Туда совсем не хотелось опускаться. Дно явно не выполняло функции дна. Брутальным оно было только снаружи, а внутри - одно сюсюканье и оцепенение. Все эти бомжи до сих пор высшими авторитетами считали Любовь Орлову с Шукшиным и совершенно неохотно проголосовали за Жириновского.

Когда живешь в ситуации постоянного алкоголизма, то приходится много пить и в разных местах. В том числе и на кладбище. На кладбище ведь можно не только гулять и лежать.

Тем более что смерти под воздействием алкоголизма больше нет. Нет и все. Смерти нет! Нет - смерти! Жизни - только ей, родной, - да! Пласт земли и четырехугольный гранит памятника с окошком фотографии вовсе не означают повод для окончания жизни, и вот уже мертвецы встали, подтянулись, у них все в порядке и цело - даже зубы. Теперь они бодро и радостно окликаются - как на поверке. Есенин! Я! Пахомова и Горшков! Здесь! Солженицын! А его и окликать не нужно, он и так жив. Бондарчук! Странно, что он вообще умер - он должен жить всегда. Но тоже здесь! Друг детства! Здесь! Сахаров! Здесь! Князь Мышкин! Естественно, здесь! Неизвестный у входа справа! Здесь! Сонька Золотая ручка! Здесь! Купец первой гильдии Заварыкин! Здесь! Конечно, здесь, ему сейчас в жизни самое место - в России теперь только и делай что торгуй. Мейерхольд с дамой! Здесь! Готов и дальше служить русскому театру! Даже потерявшийся Мандельштам тоже нашелся и тоже готов и дальше. Смерть кончилась и пропала, как будто ее никогда не было и вдруг осталась одна жизнь.

Но от смерти нельзя отказываться целиком. Смерть - это избавление. Только смерть может избавить от алкоголизма в любой форме. Для жизни такой подвиг не под силу.

Однажды, после отчаянного глубокого алкоголизма, мы с Петровым Карину выебли. Совершенно случайно. И напрасно. Мало того что влагалище узкое, хую там простора нет, так еще от него, словно из ротовой полости, водкой несет! Спать с Кариной - все равно что спать с водкой!

Потом раз десять мы опять ее случайно выебли. На одиннадцатый раз Петров взмолился: "Пусть она подругу приведет". "У нее нет подруг кроме русской литературы", - заступился я за Карину.