Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий - [39]

А тут встретил бабу знакомую. Стояла она, разговаривала с двумя другими бабами; у меня с ней никогда ничего, но ведь знакомая, а у меня сейчас знакомых мало - только месяц молодой да календарь на стене. Дай, думаю, подойду к бабе знакомой, она меня узнает, скажет что-нибудь, я ей что-нибудь, она меня с подругами познакомит, я им стихи почитаю, а вдруг они не такие сволочи, как те мои восемь; но не подошел, потому что я застенчивый. А потом всю дорогу ругал себя, за то, что не подошел. А тут еще мент навстречу, я посторонился, а он меня плечом задел, спасибо - по яйцам не попал. И так мне было хреново, как никогда, хотел в туалет зайти, но двадцати копеек не было, а рубль менять было жалко; сволочи, думал я, все сволочи, но свет, ласковый такой, сначала был такой тоненький лучик, как прутик, а потом сильный пошел, как веник, или сноп, кто его знает откуда - но в этом-то вся и прелесть!

1991

На краю виртуального мира

Пригласили четверых: Толстого, Достоевского, Тургенева и меня. Почему пригласили Тургенева - не знаю. Кажется, я сам и настоял на Тургеневе. Может быть, был пьяный, а может быть, для контраста. Тургеневу среди нас, конечно, делать было нечего, но тут нужен был контраст, а для контраста подойдет даже Тургенев.

Все это называлось Интернет-конференция. Нам через Интернет задавали вопросы, а мы через Интернет на них отвечали.

Организовано было довольно, в общем, все примитивно. Нас посадили в небольшой комнате. У всех было по компьютеру, а у Толстого даже ноут-бук. Секретарша принесла кофе, а Достоевский сразу заметил, что так и должен выглядеть ад. Тургенев немедленно попросил Достоевского перестать бурчать по каждому поводу и без повода об аде. Толстой от ноут-бука отказался; Толстой все равно не умел с ним обращаться. Тургенев попросил выдать ноут-бук и ему тоже, но ему ноут-бук почему-то не выдали. Достоевский хмыкнул. Тогда Тургенев сказал, что он имел в виду вовсе не то, что подумал Достоевский, когда хмыкнул, когда он, Тургенев, попросил принести и ему ноут-бук тоже. Он, Тургенев, вовсе не претендует на те блага, которые есть у Толстого. Но просто с ноут-буком ему будет удобнее. Он в отличие от Толстого умеет обращаться с ноут-буком. Он уже к ноут-буку даже привык. Толстой подвинул Тургеневу ноут-бук. Но Тургенев отодвинул ноут-бук Толстому обратно и попросил принести хотя бы еще кофе; можно даже холодный и без сахара. Достоевский снова хмыкнул.

На Достоевского было приятно посмотреть. Достоевский был в хорошей форме; молодой и подтянутый. Кажется, это был Достоевский еще даже до тюрьмы. Тургенева я не разглядел, а возраст Толстого определить было сложно.

Конференция началась На наш сайт стали приходить вопросы и просто реплики пользователей Интернета.

Лев Николаевич, я - блядь. Но я воскресла. Спасибо.

Федор Михайлович, и я блядь тоже. Я во всем старалась быть похожей на Настасью Филипповну. Два дня назад меня ебали таджики и дали за это сутенерам деньги, а я деньги сожгла, словно я теперь такая же гордая, как Ваша Настасья Филипповна. Меня сильно побили. Дважды. Сначала побили таджики. Таджики обиделись, что я сожгла их деньги. Таджики решили, что я сожгла деньги, так как презираю таджиков. Сутенеры обиделись еще сильнее, чем таджики, и еще сильнее побили. Теперь мне совсем плохо. Я даже на улицу выйти не могу! Ведь сутенеры меня не только побили, но и побрили тоже, чтобы другие бляди получили наглядный пример не стремиться быть похожей на Вашу Настасью Филипповну. Будьте Вы прокляты, Федор Михайлович! И Настасья Филипповна Ваша тоже! Блядь она и есть блядь, и нечего тут выебываться.

- Вот, Федор Михайлович, до чего Вы довели несчастную душу! - воскликнул Тургенев. - Несчастная душа потеряла из-за Вас последние остатки веры в добро!

- Вы не понимаете, Иван Сергеевич! - горячо возразил Достоевский. - Если у несчастного создания, находящегося на самом глубочайшем дне человеческого падения, хоть на самый короткий миг проснулись светлые начала, то, значит, есть надежда, что когда-нибудь они проснутся обязательно снова, и тогда она воскреснет окончательно, как предыдущая блядь после прочтения Льва Николаевича.

На сайт пришло только одно слово.

Говно!

- А это, Игорь Геннадиевич, уже к Вам, - хмыкнул Толстой.

Я был абсолютно уверен, что это совсем не ко мне, а к самому Толстому, но промолчал.

Неожиданно меня поддержал Достоевский.

- А почему Вы так безапелляционно уверены, Лев Николаевич, что это к Игорю Геннадиевичу? - звонким голосом кастрата спросил Достоевский.

- А потому, что Игорь Геннадиевич все время пишет только про говно! - тоже звонким голосом ответил Толстой.

- А Вы, Лев Николаевич, сами разве пишете все время не про говно? - еще более звонким голосом спросил Достовеский.

Активность читателей росла.

Мы Вас любим! Да здравствует русская литература!

Все вы бесы и сексуальные извращенцы.

Иван Сергеевич, я недавно утопил свою собаку. Утопил случайно. Она даже больше сама утонула, чем я ее утопил. Но все равно очень неприятно. Что делать?

Лев Николаевич, как вы относитесь к высокой моде?

От последнего вопроса Толстого передернуло.