"Сварщик" с Юноны - [11]

– А что, если я Вам дам такой инструмент, Григорий Иванович, а точнее мы с Вами вместе его сделаем, который мгновенно будет делать такие картинки: Раз и она у Вас готова, 2 – и следующая.

Лангсдорф недоверчиво воззрился на меня. А Я продолжил: – Вы не сомневайтесь. В твердости моего слова Вы имели возможность убедиться. – Корабельный врач хмыкнул.

Невозможно было понять: то ли он соглашается, то ли оспаривает. Я предпочел сделать вид что принял это междометие за согласие. – Так, смотрите, – я Подошёл к столу, – есть у Вас листок бумаги? – Корабельный врач быстро вытер руки о какую-то тряпицу, вытащил листок и карандаш. – Скажите, есть у Вас вот такая соль серебра, – написал я.

Лангсдорф сощурился читая. Потом поднял удивлённое лицо: – Не знал что Вы обучались в университете! Это же знания никак не ниже университетских!

– Ооо, у нас в артиллерии ещё и не тому учили, смеясь напустил туману я, – Так есть такое или нет?

– Да, есть.

– Тогда нужен ещё желатин. Найдётся?

– У меня нет, но я видел В Лавке На берегу, достать можно, – деловито включился в обсуждение Лангсдорф.

– Отлично! А вот такое вещество найдём? – я написал формулу тиосульфата натрия.

Натуралист внимательно посмотрел, почесал затылок и сказал, что, Пожалуй, и это может достать.

– Угу, фиксаж есть, – про себя подумал я, – а проявитель заменим соком смородины когда-то удачно экспериментировал.

– Ага. Тогда давайте, Григорий Иванович, Вы вот это делаете, А я закажу корабельному плотнику сделать ящик как для камеры-обскуры, знакомы поди. Да стеклянные пластинки нарезать. А ещё вот такое увеличительное стекло для объектива у Вас есть?

– Так Вы… камеру-обскуру… Нууу, – ну разочарована протянул Лангсдорф, – это очень долгий процесс. Я знаю, в Европе… – но я не дал докончить:

– Да-да, понимаю: Вы наверное имеете в виду даггеротипирование?

– Вы и такое знаете!? – в глазах учёного плескался искренний интерес.

– Знаю. Только хочу предложить Вам пусть похожий, но гораздо более быстрый процесс. Вот увидите как замечательно это будет работать.

– Откуда Вы все это знаете? В артиллерии наверняка такого не было, – всё-таки не удержался от чисто немецкой иронии корабельный врач.

Я только загадочно улыбнулся.

Не мог же я рассказать, как в детстве и юности занимался любительской фотографией. И не одну пленку и пачку фотобумаги испортил. И как по методичке от 1925 года для фотографических салонов, найденной в макулатуре, делал самодельные фотопластинки и фотобумагу. И даже фотопленку плохонькую получал. А как правдами и неправдами добывал химикалии у учителя химии и в агрохимлаборатории это отдельная "песня"!

– Добро, Григорий Иванович, – уже деловито подытожил я, приступаем. А сейчас дайте-ка мне чуток спиртику да клочок чистой материи.

Лангсдорф выдал затребованное и с нарастающим профессиональным любопытством наблюдал, как я протер смоченной спиртом материей рану на ребрах и перевязал оставшимся лоскутом.

– А это Вы зачем? – кивнул врач на плоды моей работы.

– Обеззараживание. Чтоб не загноилось.

Лангсдорф недоверчиво сложил брови углом, но промолчал, сейчас его мысли оказались заняты куда более насущными делами.

Вечером, потемну Уже, когда я ввалился в каюту-лабораторию Лангсдорфа, добрый немец едва не впал в гнев, при виде человека, которого сослепу принял за простого матроса, и мне пришлось рассказывать, как я получил у баталера матросскую робу, более сподручную на корабле, нежели командорское одеяние, которое то там зацепится, то тут испачкается… А в этой одежде, на вид грубой, но прочной, чувствую себя свободнее. Удовлетворившись объяснением, учёный сменил Гнев на милость.

Резанов справа явно скучал, позёвывал и в конце концов задремал, судя по потяжелевшему боку. Пусть, лишь бы не мешал.

Дальше мы, словно увлеченные пацаны-шкодники принялись за эксперименты.

Мне это напомнила Школьные годы: когда ночи напролёт вот также просиживал в импровизированной фотолаборатории, в которую превращал свою комнату: завесив шторами приносил ванночки, фотоувеличитель ставил, банки с растворами, плёнки, готовые снимки развешивал. А утром с красными от недосыпа глазами, но зато с набитым фотографиями – прекрасными фотографиями! – портфелем весёлый и безалаберный мчался вприпрыжку в класс.

Вечером, при красном фонаре мы наносили на стеклянные пластинки и картон смесь желатина со светочувствительным составом. И напоминали двух проказливых пацанов. я нетерпеливо переставлял ноги. При этом случились два знаменательных события, которые разительно повлияли на течение всего дальнейшего.

Первое событие определило мои взаимоотношения с Резановым. Камергер, который поначалу без интереса, как бы лишь по надобности присутствующий, мало-по-малу втянулся, заразился моим энтузиазмом. Да и что удивительного, гормоны-то у обоих общие, вот он волей-неволей поддался влиянию мыслей постояльца. А подпав под влияние сообразил, что обращение друг к другу согласно этикета излишне продолжительно. И незаметно для себя перешел на "ты".

И теперь в запале, улучив момент спросил: "А воон то если подсыпать, будет лучше?" – "Не, так испортим", – улыбнулся я, и командор ничуть не обидился, согласно кивнул.