Свадебный круг - [18]

Идя по Ложкарям, Шитов стыдил Маркелова:

— Столовая у тебя, Григорий Федорович, хуже кабака. Вон Чувашов какую завернул красивую. А у тебя что — денег нет? Или магазин построил, так решил, что хватит?

— Будет, будет новая, — отговаривался Григорий Федорович.

А Шитов не отставал от Маркелова, расхваливал чувашовский поселок Тебеньки, где и газ есть, и зубоврачебный кабинет, музыкальная школа, интернат для ветеранов колхоза.

— А ты только бедного Командирова разыгрываешь да веселишься, — попрекал он Григория Федоровича, когда ехали к месту, где работал девичий отряд.

— Ну уж и пошутить нельзя, — обижался Маркелов. Трудолюбивым оранжевым слоником копался в черной котловине экскаватор, от него бежали синие колесники. Подъехали к экскаватору, шофер посигналил, и на землю тяжело выпрыгнул экскаваторщик Федя Труба, муж Золотой Рыбки. Проигрывал он в сравнении с женой, был неуклюж, малоразговорчив. Лицо у Феди усталое и смурное, будто даже неумытое.

— Ну, что приуныл, Федор Антонович? — спросил его, поздоровавшись, Шитов.

Федя Труба стянул захватанную шапку, почесал пятерней голову и развел руками:

— Хоть просись отсюдова, устаю больно, Виталий Михайлович. Им ведь перекуров не надо, по понедельникам у них головы не болят, — и покосился на белозубых задиристых девчонок, окружавших их. Девчата, довольные, посмеивались над экскаваторщиком, смотрели весело, пошучивали. И особенно веселой выглядела Зинка. Апрельский полевой загар осмолил ее лицо и еще больше высветлил бедовые глаза.

— Выходит, мы получше парней? Загоняли бедного, — сказала она Феде Трубе.

— Молодцы, молодцы, девчата. Ну, как, нравится вам? — спросил Шитов. — Может, к учителю претензии, к Сереброву?

— Учитель что надо! — откликнулась Зинка и вспыхнула до корней волос. — И дядя Федя молодец.

Шитов похлопал Федю Трубу по спине.

— Не падай духом. Ладно все идет. Вон выработка какая высокая! Надеемся на тебя. Ты только бриться не забывай. У тебя отряд особый.

Федя потер колючий, будто кактус, подбородок.

— У нас и парикмахерша есть, можем побрить, — опять встряла Зинка. Видно, хотелось ей обратить на себя внимание Сереброва: смотри, я какая — и красивая, и работящая, и разговорчивая.

— Так сойдет. Мне ведь за вами не бегать, — откликнулся Федя Труба своим низким прокуренным басом.

Зинке, видно, все еще верилось, что не зря с похвалой говорил о ее жарких щеках инженер Серебров. Улыбчиво косила на него свои отчаянные глаза.

— Ну, я вижу, ты лихо научилась баранку крутить! — сказал он.

— Еще как! Могу и вас с ветерком прокатить, — задиристо крикнула Зинка, вскочила в кабину голубенького трактора, и вот уж он, попыхивая трубой, помчался по черной ленте дороги.

— Видишь, какое доброе дело провернули, — удовлетворенно сказал Шитов Сереброву. — Готовься, с осени семь отрядов организуем.

После поездки в поле Маркелов приставуче уговаривал Шитова и Сереброва отведать ушицы. Серебров проголодался и согласился бы отобедать у гостеприимного, веселого Григория Федоровича, но Шитов махнул рукой: поехали, в Ильинском поедим.

Маркелов непочтительно хмыкнул, когда услышал, что они хотят пообедать в Ильинском, сильно он сомневался, что накормит их Пантя.

— Смотри, как хорошо он девчат устроил, — с одобрением вспоминал Шитов об общежитии трактористок в «Победе», — и телевизор тебе, и сушилка. Этот копейку не жалеет, когда видит, что можно выиграть рубль, а вот перспективно думать все еще не хочет. Настоящий торговый центр им надо, больницу, Дом культуры, а у него вкуса к таким стройкам нет. Все дворы скотные лепит. А ведь не одной работой живет человек.

Колеса осторожно и недоверчиво ощупывали колдобистую, разбитую дорогу. Разница между маркеловской «Победой» и командировским «Трудом» почувствовалась сразу же. День был в разгаре, а отряд плодородия в Ильинском не работал. Все шесть девчонок, сердитые, надутые, в грязных ватниках и сапогах сидели на лавке в теплушке и ждали обеда.

— Ну как, героини, дела? — бодро спросил Шитов, заходя в тесную избенку. Девчонки поеживались, не отвечали.

— Ну что молчите? — напирал Шитов, опасливо присаживаясь на хромую лавку.

— Не будем мы здесь работать, — сказала хмуро толстенькая коротышка Люда Ездакова. — Всех вон направили в хорошие места, а нас — в дыру.

На плите в чугунке варилась картошка в мундирах, пуская пузыри из-под крышки. Оказалось, кормят здесь девчонок плохо: вот сами взялись готовить. И наладчик попался пьяница, и экскаватора нет, а пока нагрузишь вручную тележку, целый век пройдет. Шитов хмурился, бил перчатками по руке, девчонкам сказал, чтоб в панику не впадали, он во всем разберется и с председателем решит.

— С Пантей только и решать, — гмыкнула Люда Ездакова и, подняв крышку, постукала ложкой по картофелинам.

В своем закопченном, тесном кабинетике Ефим Фомич Командиров, суетливый, плохо бритый, разговаривал с какой-то женщиной, по-старушечьи повязанной темным платком.

— Ну, иди-иди, — замахал он ей рукой. — Потом, панте, поговорим. Люди вон пришли.

— Говорите, говорите. Мы тихо, — сказал Шитов, садясь на хлипкий стул в этой темной боковушке, называемой кабинетом председателя.