Свадебный камень - [99]

— Гид, я не призрак, — сказал Ро. — Призраки не вымазали бы ботинки в этой грязи. Я такой же живой, как и ты, только я заблудился. Брожу здесь полдня по болоту и не могу отыскать тропинку в горы.

— Это действительно ты, и ты не мертв? — спросил Гид, внимательно разглядывая его. Ро улыбнулся и покачал головой:

— Насколько могу судить, я жив, как и ты. Гид подошел и дотронулся до его плеча. Убедившись, что Ро все-таки действительно сделан из плоти и крови, Гид перевел дух и рассмеялся:

— Ро Фарли, да ты вовсе не умер! Хочешь выпить? — Ро покачал головой:

— Нет, спасибо! В последний раз, когда я пробовал этот твой донк, он чуть не убил меня. Мне нужно скорее найти тропинку и добраться до хижины. Моя же… моя Мегги не видела меня слишком долго…

Уэстон слабо кивнул.

— И она явно удивится, — сказал он. — Но ее сейчас нет дома.

— Нет?

— Нет. Она в церкви, как и все остальные жители этой горы, кроме меня.

— В церкви? Во вторник?

— На заупокойной службе. В Свадебном Камне похороны.

— Похороны? — глаза Ро потемнели от тревоги. — Анри?..

— Да нет, Анри тоже там. Это не его похороны. Твои.

— Мои. Сегодня… Она ждала так долго?

— Ждала?

Ро с надеждой взглянул вверх, на вершины гор, потом снова на Уэстона. — Мне необходимо прямо сейчас попасть в церковь, Гид! Как поскорее это сделать?

— Я проведу тебя, — ответил Уэстон. — Мы обогнем вот этот ближний гребень и будем на месте в мгновение ока!

Мегги в черном платье и шляпке сидела на передней скамье. Глаза ее оставались сухими, хотя сердце было сплошной ноющей раной. Справа от нее сидел отец, сложив на груди руки, едва скрывая гнев и разочарование. С другой стороны сидел Джесси. Глаза его покраснели, он постоянно кусал губы, чтобы удержаться от слез и не зарыдать при всех.

Прихожане Свадебного Камня печально пели «Скала веков, раскройся для меня», а Мегги боролась с ознобом, леденившим тело и душу.

Всю ночь и все утро она думала о том, что рассказывала бабушка Пигготт. И о словах своего отца. Она вспоминала о Ро. Мысленно видела, как он улыбается Джесси, как разглядывает ее через дыру в крыше; воскресила в памяти его лицо, когда он умолял выйти за него замуж. И воспоминания разбивали сердце.

Она захотела, чтобы он ушел в свой штат у залива — к жизни, которая не сделает его счастливым, и к женщине, в существование которой он не был даже уверен. Она повторяла себе, что поступила самоотверженно, что для него это был самый лучший выход. Но по правде говоря, не что иное, как детское упрямство заставило ее отказаться от его предложения. Ей нужен был принц. Принц, опьяненный страстью к ней. Принц, который бы вечно любил ее до безумия. Тот, что завоевал бы ее, как в сказке, и женился на ней по любви.

Ро Фарли не был принцем. Он был человеком.

Она ждала, что он влюбится в нее, а он не влюбился. Но у него едва ли было время узнать ее. Она сама бросилась к его ногам, а потом начала жаловаться на его неблагодарность. Ро Фарли, который никогда еще никого не любил и которого тоже не любили ни разу, должен был броситься к этой самой любви, как головастики к запруде, только потому, что так хотелось Мегги Бест…

Глядя на пустой алтарь перед собой, Мегги проклинала собственную глупость. Жизнь привела к порогу ее дома настоящего мужчину и предложила реальный шанс быть счастливой, а она сознательно отшвырнула все это прочь, предпочитая лелеять свои фантазии.

Сейчас история завершилась, и вовсе не счастливым концом, а смертью. И эту историю придумала она сама.

Мегги настояла, чтобы служба была простой. И отказалась от могильного камня на кладбище. Ро Фарли умер для нее, для этих людей, но в глубине ее сердце он будет жить вечно. И она запомнит Ро не как принца девичьих грез или пылкого возлюбленного, а как хорошего благородного человека, который обнимал ее и хотел жениться на ней.

Мегги почувствовала, что Джесси дрожит, и взяла его руку в свои. Он выглядел сильным и красивым в выходном воскресном костюме, с тщательно причесанными волосами. Но как только на заре колокол начал свой погребальный звон, Джесси с трудом сдерживался: эмоции и слезы готовы были выплеснуться наружу.

— Поплачь, если хочешь, — сказала за завтраком Мегги, но он только покачал головой.

— Папа не плачет, — ответил Джесси. — И Ро не плакал бы. Я не мальчик, Мегги! Я — мужчина, как и они. Так сказал Ро, а он — мой друг. Он никогда не лгал мне.

Замерли последние звуки старого церковного гимна, и пастор Джей поднялся на кафедру. Мегги судорожно сглотнула слюну, стремясь унять дрожь, и нервно скомкала в руках платок.

Старый человек, стоявший перед ними, выглядел собранным и целеустремленным. Белоснежные волосы сияли в солнечном свете, льющемся через окно, расположенное позади проповедника. Для человека его возраста пастор Джей был еще строен и держался прямо. А голос по-прежнему оставался достаточно сильным, чтобы говорить от имени небес. Глаза его многозначительно изучали толпу, отмечая, кто здесь и кого нет в церкви. Он открыл рот, но не произнес ни слова. Быстрее, чем индюк заглатывает червяка, выражение на лице старого проповедника вдруг изменилось, и он казался теперь смущенным и озадаченным.