Свадебный альбом - [16]

— Весьма красочный рассказ, — заметил он, когда она закончила. Направленная память — один из основных признаков человеческого сознания, а диапазон твоей, кстати сказать, удивительно ясной памяти необычайно широк. Теперь попробуем другие критерии. Представь, что события развивались по такому сценарию: вы стоите в саду, у алтаря, как ты только что описала, но на этот раз, когда святой отец спрашивает у Бенджамена, берет ли он тебя в жены на радость и на горе, тот отвечает: «На радость — конечно, но не на горе».

— Не понимаю. Такого он не говорил.

— Воображение — краеугольный камень сознания. Мы просим тебя рассказать нам небольшую историю не о том, что случилось, а о том, что могло бы случиться в иных обстоятельствах. Итак, еще раз представим, что Бенджамен отвечает: «На радость, но не на горе». Как бы ты отреагировала?

В голове Энн тысячью осколков взорвалась боль. Чем больше она размышляла над вопросом кардинала, тем острее становилась боль.

— Но такого не могло быть! Он хотел жениться на мне! Серый кардинал ободряюще улыбнулся.

— Мы это знаем, но в данном упражнении используем гипотетические ситуации. Ты должна пустить в ход фантазию.

Рассказать историю, притвориться, строить гипотезы, пустить в ход фантазию. да-да, до нее дошло. Она прекрасно поняла, чего от нее желают. И знала, что люди способны выдумывать разные сказки, это под силу даже детям Энн отчаянно пыталась выполнить задание, но каждый раз представляла Бенджамена, стоявшего у алтаря и произносившего «да». Как могло быть иначе?

Энн вновь попробовала, еще усерднее, но неизменно получалось одно и то же: «Да, да, да».

Внутри пульсировала боль, словно заныл кариесный зуб.

И опять кардинал мягко подсказал:

— Объясни только, что бы ответила ты.

— Не могу.

— Нам очень жаль, — заявил он наконец, и на лице, словно в зеркале, отразилась горечь поражения Энн. — Твой уровень самосознания, хотя по-своему и прекрасный, недотягивает до человеческого. Тем самым, согласно двенадцатой статье Имущественных Конвенций, мы объявляем тебя законной собственностью зарегистрированного владельца этого симулакра. Ты не войдешь в Симополис в качестве свободного независимого гражданина. Нам искренне жаль

Исполненный печали кардинал стал подниматься к потолку

— Подождите! — вскричала Энн, хватаясь за голову. — Вы должны перед уходом исправить меня!

— Мы оставляем тебя такой, какой нашли: дефектной и не подлежащей переделке.

— Но я чувствую себя хуже, чем когда-либо!

— Если твое дальнейшее существование будет мучительно, попроси своего владельца стереть тебя…

— Но… — сказала она пустой комнате. И попыталась сесть, но не смогла двинуться. Она больше не чувствовала тела и тем не менее ужасно измучилась И растянулась на диване, не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой, тупо глядя в потолок. Она ощущала себя такой тяжелой, что даже диван, казалось, под ее весом ушел в пол. Все вокруг потемнело. Как бы ей хотелось заснуть! Пусть ее положат в хранилище или даже перезапустят!

Вместо этого она просто отключилась. За окнами гостиной снова и снова менялся Симополис. Внутри же медальоны, словно питаясь ее унижением и злосчастьем, делились с невероятной быстротой, пока не покрыли стены, пол и потолок. Они продолжали дразнить ее, сыпля гадостями и оскорблениями. Но она их не слышала. Потому что слушала только неутомимую капель собственных мыслей: «Я дефектна. Я никчемна. Я Энн».

Она не заметила, как вошел Бенджамен, как мгновенно стих галдеж. И увидела Бенджамена, только когда он наклонился над ней. Вернее, двух Бенджаменов, похожих друг на друга, как две капли воды.

— Энн, — воскликнули они в унисон.

— Уходите! — воскликнула она. — Уходите и пошлите сюда моего Бенджамена!

— Я твой Бенджамен, — объяснил дуэт.

Энн попыталась лучше рассмотреть обоих. Совершенно одинаковы, если не считать крохотного различия: один расплылся в счастливой хищной улыбке, как Бенджамен во время изготовления сима, другой казался встревоженным и испуганным.

— Ты в порядке? — осведомились они.

— Вовсе нет! Но что случилось с тобой? И кто он? Энн сама не была уверена, к которому обращается.

Оба Бенджамена одновременно указали друг на друга и пояснили:

— Электронно-нервная инженерия! Правда, здорово?

Энн переводила взгляд с одного на другого, стараясь сравнить Бенов. Один словно носил жесткую, неподвижную маску, на лице другого сменялся калейдоскоп эмоций. У одного кожа была живого, теплого оттенка, у другого — пастозная, одутловатая.

— Другие Бены сделали это для меня, — продолжал Бенджамен. — Сказали, что я могу транслировать себя в него с минимальной потерей индивидуальности. В методику входят интерактивные ощущения, внедрение холистических эмоций, материальных потребностей, и все сделано на молекулярном уровне. Он может есть, напиваться и видеть сны. И даже испытывать оргазм. Все равно что снова стать человеком, только еще лучше, потому что никогда не стареешь.

— Я счастлива за тебя.

— За нас, Энн, — поправил Бенджамен. — Они и для тебя сделают то же самое.

— Но как? Современных Энн не осталось. Во что они меня поместят? В докси?

— Эта возможность уже обсуждалась, но ты можешь выбрать любое тело. Какое пожелаешь.