Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - [39]

— В Ниле? — воскликнула она, словно одурманенная, и ее глаза заблестели.

— Да, в Ниле.

— Так, значит, вы живете на самом берегу Нила?

— У самой воды. Иной раз я просыпался среди ночи и, не вылезая из постели, протягивал руку в окошко, обмакивал ее в прохладную влагу и снова засыпал. — Я лгал вдохновенно, чувствуя, что птичка уже попалась в ловушку.

Нил восторжествовал, и еще одна жертва возложена на алтарь… Город вновь превращался в обыкновенную женщину. Вот и опять я ставлю шатер на вершине горы, а про себя думаю: „Ты, госпожа, наверное, не ведаешь, как не ведал лорд Карнарвон[25], когда входил в гробницу Тутанхамона, что тебя в самое сердце поразит смертельная болезнь. Явится неведомо откуда и овладеет всем твоим существом. Не ты первая. Мой бурдюк хорошо знает, какой поднос ему годится, и я знал, что крепко держу в руках поводья. Натяну их — остановимся, дерну — снова поскачем, тряхну — полетим во весь дух“.

— Смотрите, — сказал я, — два часа пролетели, а я даже не заметил. Давно я не испытывал такого счастья. Излить душу — это радость. Но нам пора идти. Продолжим по дороге.

Я выжидательно замолчал. Сомнений в успехе не было. Под ложечкой разливалось дьявольское тепло — верный признак того, что победа осталась за мной. Не может быть, чтобы она сказала „нет“.

— Удивительно, — сказала она. — Меня приглашает совершенно незнакомый человек, и я соглашаюсь. Вопреки всем правилам приличия. Но… почему бы и нет? Во всяком случае, внешне вы совсем не похожи на людоеда.

— Вы, по-видимому, полагаете, — ответил я, чувствуя, как меня захлестывает волна ликования, — что я старый, немощный крокодил, у которого стерлись все зубы? Что я при всем желании не способен вас проглотить?

Я подумал, что, по-видимому, я моложе ее по крайней мере на пятнадцать лет. Ей что-то около сорока. Но прожитая жизнь не наложила отпечатка на ее лицо и обошлась с ним милостиво. Еле заметные морщинки на лбу и в уголках рта, казалось, говорили не о возрасте, а лишь о том, что передо мной женщина, вступившая в полосу зрелости. И только теперь я рискнул спросить, как ее зовут.

— Изабелла Сеймур, — ответила она.

Дважды повторил я это имя и ощутил во рту вкус сочной груши.

— А вас?

— Меня?.. Амин… Амин Хасан.

— Я буду называть вас Хасаном, если вы не против. — Морщинка на ее лице разгладилась, она словно светилась любовью, которую внезапно ощутила, любовью ко всему, что ее окружало, и ко мне. Но что мне до ее любви к миру?! Что мне до облачка грусти, которое время от времени туманит ее лицо? Меня манил ее полуоткрытый, смеющийся рот, ее пухлые губы. В их очертаниях мне чудилась тайна. Я мысленно раздевал ее, давая волю фантазии.

— Наша жизнь полна боли и страданий, — доносилось до меня словно издали, — и спасти пас может только твердость духа…

… Теперь я знаю: мудрость, глубокая и ясная, обычно рождается в душах простых людей и паша надежда на спасение — это они. Как растет дерево? Само по себе… Ваш дед прожил долгую жизнь и скоро умрет. В этом весь секрет.

„Ты, дорогая, веришь в мужество, ты полна оптимизма. Что же касается меня, то, до тех пор пока слабые и немощные не получат землю, покуда не распустят по домам миллионные армии, я не в силах быть оптимистом. Ягненок не может пастись бок о бок с волками, и никто не назовет имя мальчика, который играл бы в водное поло с крокодилом. Словом, до тех пор пока не наступит царство счастья и любви, я по-прежнему буду говорить о себе в такой довольно необычной манере. И лишь когда, задыхаясь от усталости и спотыкаясь, я добреду наконец до самой вершины горы и водружу на ней боевой стяг, а затем, переведя дух, приду в себя и соберусь с силами, — лишь тогда, дорогая, для меня наступит момент истины и я испытаю, что значит быть пьяным от любви и счастья. Вот почему я так же неповинен в том зле, которое хочу причинить тебе, как море неповинно перед моряками, разбивая в щепки их корабли, или молния перед деревом, раскалывая его надвое“.

Волосы у нее были густые, мягкие, как трава на берегу ручья. Я долго и пристально рассматривал черные волоски на ее правом запястье — большая редкость для женщин. Она словно угадала, о чем я думаю:

— Когда вы задумываетесь, вы кажетесь таким печальным.

— Печальным? Да что вы! Я счастлив, как никогда.

В глазах у нее снова появилось сочувствие, она взяла меня за руку и сказала:

— Знаете, моя мать была испанка.

— Ах вот как! Это многое объясняет: и нашу случайную встречу, и то, как легко мы поняли друг друга, точно были знакомы целую вечность. Должно быть, мой дед в десятом колене был воином Тарика ибн Зияда[26]. И наверное, он увидел вашу дальнюю прародительницу, когда она собирала виноград в садах Севильи. И полюбил ее с первого взгляда. Она ответила ему взаимностью. Но через некоторое время он ее оставил и вернулся в Африку, где женился. Я происхожу от его африканских потомков, а вы — от его потомков в Испании.

— Нет, вы просто демон-искуситель! — воскликнула она.

А мне воображение рисовало встречу арабов-завоевателей с Испанией. Наверно, все было точно так же, как сейчас со мной и Изабеллой Сеймур: безрассудный прорыв в Европу угас среди гор на севере страны и не был озарен славой. Не ищу славы и я.