— Мне казалось, что у вас нет вакансий.
— Их и не было, пока Сара не сломала ногу.
Радость Эбби моментально испарилась.
— А, так вы имеете в виду временную работу, на летний период, до тех пор, пока Саре не снимут гипс?
— Нет. У нее в настоящее время только один семинар, и его ведет другой преподаватель. Но она решила с осени взять творческий отпуск. Контракт с вами, Эбби, может быть заключен только на год, но…
— Я готов идти дальше, мисс Стэффорд, — твердо произнес профессор.
— Приходите ко мне на следующей неделе, потолкуем о расписании, — продолжал Дейв Тэлбот. — Посмотрим, что вас устроит. — Он взял керамический подсвечник и вытащил бумажник.
Контракт может быть заключен только на год, размышляла Эбби, пока профессор осматривал следующую палатку. Но все равно надо соглашаться, раз ничего другого не предвидится. А эта работа хоть заполнит пустоту, которая уже замаячила впереди, и даст ей время спокойно осмотреться и подыскать другое место. Если она упустит этот шанс, а все разосланные ею запросы, также не дадут результата, ей придется смириться с работой не по специальности. Предложение Тэлбота, по крайней мере, по ее профилю. А год работы в Чендлер-колледже, несомненно, придаст солидности ее анкете. И, кроме того, ей не придется зависеть от Дженис и Фрэнка и жить с ними…
— … в бревенчатом коттедже, — вслух произнесла она.
— Что такое? — удивился профессор. — Какой такой бревенчатый коттедж? Нет, мисс Стэффорд, я, кажется, достаточно четко произнес название работы — «На станции».
Эбби с изумлением уставилась на столь хорошо знакомую ей акварель. Она так погрузилась в размышления о разговоре с Дейвом Тэлботом, что не заметила, как они подошли к первой палатке. К палатке Флинна!
— Я бы сказал, что это лучшая акварель на выставке. — Профессор ткнул пальцем в сторону клубов дыма, вырывавшихся из трубы паровоза: — Как блестяще сделано! И оцените игру света на кирпичах…
Что и требовалось доказать! За весь день Эбби, безусловно, не видела ничего, что могло бы сравниться с работой Флинна. Ну, разве не удача, что теперь, когда ей сделали предложение о работе, она могла купить картину, которую еще недавно считала баснословно дорогой?
Эбби вздохнула и проверила цену акварели по каталогу.
— Лучшая работа выставки получает премию имени Рейнолдса… и тут же покупается, — сообщила она. — Пять тысяч долларов и деньги от продажи идут художнику, а акварель отправится в Чендлер-колледж и будет вывешена в Эштон-корте. «Рядом с прошлогодней, также ставшей победительницей», — мысленно добавила она.
Очередной посетитель, рыжеволосый парень, долго и громко восхищавшийся работой, вывешенной в дальнем углу палатки, перешел к следующему стенду, и Флинн, наконец освободившись, направился к Эбби и профессору.
— Мои поздравления, — торжественно произнес профессор, протягивая руку. — Вас ждет большое будущее, молодой человек.
Флинн, похоже, не придал особого значения похвале профессора.
— Вы имеете в виду акварель «На станции»? Вообще-то, я не намерен продавать ее сегодня.
Эбби покосилась на табличку в углу рамы.
— Но ты же сам назначил цену. — Она оглядела стенды и нахмурилась. Несомненно, «На станции» была лучшей акварелью Флинна, но все равно непонятно, почему он оценил ее вдвое дороже, чем остальные работы, выставленные на продажу. — А что за убийственная цена? — пробормотала она. — Если ты хочешь сохранить картину, чтобы подарить отцу и моей матери на свадьбу, то проще повесить табличку, что она не продается.
— Я не собирался дарить ее на свадьбу.
— Объясни тогда, зачем поставил цену на эту акварель, если не собирался ее продавать.
— А разве я сказал, что она не продается? Мне просто не хочется спешить. Я назначил высокую стартовую цену, чтобы затем, поторговавшись, определить ее реальную стоимость.
— По-моему, ты просто отпугиваешь покупателей, — пожала плечами Эбби. — Мне самой хотелось бы купить эту акварель, но по разумной цене…
— Вот как? — Флинн вскинул брови. — И какую же цену ты считаешь разумной, Эбби?
Кто, спрашивается, тянул ее за язык! — выругала себя девушка. Попала в дурацкое положение. Вот теперь и выкручивайся! Если назвать цену, которая ей по карману, Флинн, не дай Бог, обидится, подумает, что она так низко ценит качество его акварели, а больше денег у нее пока нет, и очень не хочется залезать в долги.
— Что молчишь, Эбби?
Сердце забилось быстрее, в горле пересохло. Ясное дело, он понял, в какой тупик она себя загнала, вот и обрадовался, что можно поиздеваться.
— У меня нет таких денег, — вздернув подбородок, бросила она. — Придется, видимо, заложить душу.
Лукавые искры заплясали в глазах Флинна.
— В таком случае, я отдам ее всего за пять тысяч долларов, — пробормотал он и, повернувшись к профессору, пожал тому руку, поблагодарил за награду и добрые слова, сказанные в его адрес.
Профессор взял доску с прикрепленным к ней листком бумаги, на котором были записаны названия лучших работ, и отправился сообщать радостную новость другим победителям.
— Поздравляю, — проговорила Эбби и протянула руку. — Второй год подряд одерживаешь победу. Когда-нибудь раньше так бывало? Надо будет спросить у Сары. Она, должно быть, знает.
