Суворовцы - [7]

«Кто его знает, сколько времени ещё будет висеть этот номер стенгазеты! — думал я про себя. — Правда, стенгазета должна выходить каждую неделю, но иногда один и тот же номер висит целый месяц. Мало того, что поместили в стенгазете, — на сборах и торжественных заседаниях, наверно, без конца будут говорить обо мне. В самом деле, что я наделал! Вдруг генерал вызовет к себе и спросит: почему, мол, обманул? Что я ему отвечу? Как мне тогда оправдаться перед ним? Наверно, он прикажет снять с меня погоны. Да это еще полбеды — как бы меня из училища не выкинули».

От этих неприятных дум меня отвлёк голос дневального:

— Суворовцу Паичадзе явиться к дежурному по училищу!

Если бы меня ударили по голове обухом, и то не так бы больно было, как от этих слов. Я не знал, что делать.

— Что ж ты стоишь, точно статуя? Не слышишь разве, тебя зовут, — сказал мне, хлопнув по плечу, секретарь комитета комсомола Арам Григорян.

Я отчётливо расслышал слова дневального, но всё же спросил Арама:

— Объясни мне толком, кто меня зовёт?

— Как — кто? Дежурный по училищу.

— То есть я должен явиться в канцелярию училища, не так ли?

— Ну да.

— Боюсь идти туда, — ответил я с дрожью в голосе. Вдруг меня к самому генералу вызывают.

— Ну и что же такого, если даже увидит тебя генерал? Когда-нибудь это должно случиться. Вот что: пойди ты прямо к генералу и извинись. Скажи: ошибся, мол, и больше я этого не буду делать.

Правда, слова Григоряна меня ободрили, но ноги подчинялись с трудом. Я медленно направился в канцелярию. Я всё думал о том, что мне сказать генералу, чем объяснить свой поступок. Только теперь я почувствовал, как я привязан к училищу и к своим товарищам. Я даже боялся думать о том, что мне, возможно, придётся со всеми распрощаться. Я чуть не плакал. Правда, слёз не было, но что слёзы! В душе-то я на самом деле горько плакал.

Поднявшись по лестнице на цыпочках, я остановился у дверей канцелярии, по постучать не посмел.

«Чего трусишь? — подумал я. — Ведь суворовец ничего не должен бояться. Эх, будь что будет! Чему быть, того не миновать!»— решил я и вошёл в комнату дежурного.

Дежурный офицер сидел у стола и читал книгу.

— Товарищ капитан, суворовец Паичадзе по вашему приказанию явился.

— Суворовец Паичадзе или суворовец Твалчрелидзе? — улыбнувшись, спросил капитан и протянул мне пакет. — Этот пакет доставь сейчас же лейтенанту Логинову на квартиру. Это приказ генерала.

Я вздохнул свободно.

— Есть! — ответил я дежурному и, повернувшись через левое плечо, пустился бегом через двор.

День был воскресный. Майское солнце щедро затопило землю тёплыми, ласкающими лучами. Над спокойным морем стаями летали чайки, а над городом порхали, купаясь в солнечных лучах, голуби. Вот, должно быть, про такое время и говорят, что весна празднует свой приход. Приход весны праздновал высыпавший на городские улицы народ. Одни гуляли на набережной, другие катались на лодках. Из открытых окон доносились звуки музыки, по всему городу звучало стройное пение разгуливавших группами девушек и юношей. Но такого праздника, как у меня на душе, ни у кого не было. Да и как не радоваться! Я думал, что меня исключат из училища, но вот все мои опасения развеялись.

«Я нужен училищу, — думал я, — мне дают поручения. Вот и сейчас я держу в руках пакет самого генерала».

Я быстро шёл к дому лейтенанта. Нет, я не шёл, а — казалось мне — летел, как птица.

Я решил пройти через парк училища, чтобы сократить путь.

В парке тоже было много народу. Там повсюду разгуливали суворовцы. У ворот на скамейке я заметил девочку с красным бантом. Рядом с ней сидел какой-то суворовец. Постой! Да что это, никак Смирнов! Не хочу верить своим глазам. Но как не поверить, когда вижу ясно! Смирнов и девочка с красным бантом сидят вместе и весело беседуют.

Правду сказать, мне стало неловко, хотя я и теперь не знаю, почему… Я свернул с дороги и через кусты тайком выбрался тропинкой из парка. Мне было неприятно видеть Смирнова и ту девочку вместе. Вообще говоря, я не завистлив, но теперь в самом деле позавидовал Смирнову. Ну и ловкач же — уже успел познакомиться с пей! Ну, ничего, не будь я Паичадзе, если не подойду к ней… Конечно, не сегодня. Вот посмотрю сначала, чем кончится моё дело.

Двухэтажный дом, в котором живут офицеры училища, стоит на высокой горе.

Я пошёл напрямик по довольно крутой тропинке.

Я чувствовал огромный прилив сил и был в таком хорошем настроении, что не только на эту горку, но даже на вершину Казбека поднялся бы без труда.

В одном месте тропинка спускается в покрытый кустарником овраг. Здесь царит такая тишина, что едва слышно журчание бегущего по оврагу ручья. Я пошёл вдоль ручья. Овраг постепенно сузился, и внезапно стало темно. Над оврагом виднелась лишь узкая полоса неба. Вдруг я услышал сладкое пение соловья. Где-то откликнулся другой соловей. Они как будто соревновались друг с другом. Казалось, они летели друг к другу и вместе начинали петь еще лучше. Трудно передать это словами. Надо самому послушать пение соловья, чтобы понять всю прелесть его, всё очарование.

— Папа, папочка! — услышал я детский голос. — Смотри, у ручейка стоит маленький офицер!