Суворов - [38]
Договор развязывал руки для реализации планов России в Северном Причерноморье. Вместо запутанной политики на Западе (как правило, в интересах Пруссии) начался решительный поворот на Юг. Момент был выбран точно. Франция схватилась с Англией, выступив на стороне ее восставших североамериканских колоний. Испанцы пытались выбить англичан из Гибралтара — важнейшего стратегического пункта на торговых путях Европы с Азией. Голландцы стремились восстановить свои торговые позиции в Индии, где их теснили англичане. Провозгласив «политику вооруженного нейтралитета», Российская империя оказала существенную поддержку новому государству — Североамериканским Соединенным Штатам. Сама Россия приступила к завершению великой исторической задачи утверждения на берегах Черного моря. Закаспийская экспедиция утратила свою актуальность.
Александр Васильевич почувствовал эту перемену. Письма 1780—1781 годов Петру Ивановичу Турчанинову, статссекретарю императрицы по военным делам и близкому сотруднику Потемкина, можно назвать астраханским дневником Суворова. Они красноречиво передают его переживания:
«…Жарам и комарам чуть за месяц. Я чищу желудок миллефолиумом (тысячелистником. — В.Л.). Варюта моя подобно тому по-своему недомогает… Вашей и моей Наталье Александровне мир и благословение… Жду Ваших уведомлениев, как манну с небеси…
Мать ее (жены. — В. Л.) Княгиня Марья Михайловна скончалась 17 июня. Всемогущий Бог да примет ее в лоно Авраамле! Я ей положил сие таить до крайности. Где наш злочестивый …!
Портрет мой готов. [Полковник] Пиери сказывает, что он походит на Логина Ивановича Миллера (их общего астраханского знакомого. — В. Л.). Для того нижайше прошу, по доставлении к Вам, приказать на нем мое имя подписать…
Как я в зеркало не гляжусь, то и картины моей не видал, следующей при сем…»
«…Спросите вы, Милостивый Государь мой, чем я в бездействе упражняюсь? В грусти из моей кибитки исхожу на полеванье (охоту. — В. Л.), но к уединению: отвес меня тревожит. Сей, сходный на Нат[альи] Ал[ександровны] нрав, мрачится. Остатки волос седеют и с главы спадают. Читаю "Отче наш"…
Необходимо надлежало бы мне знать термин начала экспедиции… Сия есть не вредная делу откровенность, мне же весьма полезная. Отдаю протчее верховной власти…
По Оренбургскому] корпусу и Каз[анской] дивизии частыми моими предуведомлениями не прискучьте: ведомо, изтекают они от моего естественного чистого сердца, с коим я к Вам непоколебим.
Общая наша дочка была вчера именинница. Варюта проплакала…
Коли мой портрет толь неудачен, пусть Ваш удачнее будет, — иного посредства нет — Вам лутче щастье будет, и оспорите Варюту, которой кажетца, что она больше на Нат[алью[Ал[ександровну] походит».
Турчанинов передал Суворову просьбу императрицы прислать его портрет, обещая в ответ прислать портрет Наташи (примечательно, что Александр Васильевич почтительно именует маленькую дочку Натальей Александровной, а супругу — Варютой). Астраханский иконописец (Суворов называет его ризомарателем) выполнил заказ. Этот портрет сохранился. «Написан он очень сухо, живопись его жесткая, невысокого качества, — отмечает Андрей Валентинович Помарнацкий, выпустивший в 1963 году в издательстве Государственного Эрмитажа замечательную работу «Портреты Суворова». — Хорошо переданы такие характерные черты наружности полководца, как высоко приподнятые брови и тяжелые веки… Художник попытался изобразить на лице Суворова сардоническую улыбку, но… улыбка получилась застывшей деревянной… Яркая и своеобразная индивидуальность полководца совершенно не передана на этом портрете — Суворов на нем, действительно, похож на аккуратного немца-лекаря…»
В Астрахани у Суворова находилась особая канцелярия. До 1 сентября ей заведовал старший адъютант Алексеев, затем — секунд-майор Кексгольмского полка Иван Сырохнев. Но у него почти не было войск. Не случайно стали приходить мысли о недовольстве Потемкина его службой. «Ныне, чувствуя себя всеми забытым, — делится он с Турчаниновым, — не должен ли я давно сомневатца в колебленной милости ко мне моего покровителя, одного его имея и невинно лишась, что мне тогда делать, как стремитца к уединению, сему тихому пристанищу, и в нем остатки дней моих препроводить? Кроме примечательных слабостей телесных от долголетней нелицемерной моей службы, чувствую, что болезнь оная, пред сим лет шесть меня угнетавшая, снова ныне свой яд в меня поселяет».
Еще на Дунае он подхватил лихорадку, которая теперь напомнила о себе. Ему уже 50 лет, большая часть жизни позади. Александр Васильевич невольно возвращается мыслями к своим подвигам, оставшимся без награждения. Может быть, это его удел? Может быть, ему пора на покой? Но нет, нет и нет. Он готов служить «Великой Императрице» и Отечеству. Для душевного спокойствия ему нужно знать «время начала здешней экспедиции»: «Без того ничто меня от отчаяния не извлечет».
Под его пером рождаются историко-философские рассуждения о добродетели и общественном служении, о таланте и важности его поддержки сильными мира сего. Он приводит множество примеров из древней и новой истории, вспоминает Юлия Цезаря, Чингисхана и Тамерлана, знаменитых французских полководцев Конде и Тюренна, кардинала Мазарини, петровских генералов и адмиралов. Все эти примеры должны подтвердить главную мысль: талант редок, его не только важно отыскать, но и поддержать:
С середины XIX в. зародилась версия о Г. А. Потемкине как о «завистливом временщике», «бездарном военачальнике», который мешал своему подчиненному А. В. Суворову победоносно закончить войну 1787—1791 гг., утвердившую Россию в положении черноморской державы. На основании обширного документального материала, в том числе новых архивных документов, в книге опровергается эта легенда, показана истинная роль этою выдающегося государственного и военного деятеля России, восстанавливается правда об отношениях этих исторических личностей нашей страны, рука об руку трудившихся на благо Родины.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.