Суворов и Потемкин - [99]

. По общему признанию современников блеск царствования Екатерины II померк со смертью Потемкина. Державин, которого Зубов сумел втянуть в интриги против Светлейшего, искупил свою вину знаменитым «Водопадом» — поэтической эпитафией на смерть Потемкина.

Не ты ль наперсником близ трона

У северной Минервы был;

Во храме муз друг Аполлона;

На поле Марса вождем слыл;

Решитель дум в войне и мире,

Могущ — хотя и не в порфире?

Не ты ль, который орды сильны

Соседей хищных истребил,

Пространны области пустынны

Во грады, в нивы обратил,

Покрыл Понт Черный кораблями,

Потряс среду земли громами?

Не ты ль, который знал избрать

Достойный подвиг русской силе,

Стихии самые попрать

В Очакове и Измаиле,

И твердой дерзостью такой

Быть дивом -храбрости самой?

Се ты, отважнейший из смертных!

Парящий замыслами ум!

Не шел ты средь путей известных,

Но проложил их сам — и шум

Оставил по себе в потомки;

Се ты, о чудный вождь Потемкин!

Прекрасный поэтический памятник великому сыну России. Потемкин довел до счастливого окончания дело всей своей жизни: Россия стала черноморской державой и всегда оставалась ею, несмотря ни на какие испытания. Символична сама смерть Потемкина — в дороге, на пути к основанному им Николаеву. Символично и место погребения — кафедральный собор в Херсоне — колыбели Черноморского флота, городе, также основанном Потемкиным.

Остается прибавить, что «Водопад» был сложен Державиным не по заказу, а по душевному порыву. Поэт закончил его в 1794 г., когда пророчество Екатерины сбылось: «улитки» стали высовывать головы и без стыда трепать имя Потемкина.

Итак, один из героев нашей книги ушел из жизни, другого, мы оставили в Финляндии, куда он прибыл в конце июня 1791 г. по именному указу императрицы.

И один в поле воин

 15 октября 1791 г., через десять дней после смерти Потемкина, из приграничной финляндской крепости Вильманстранда курьер везет в Петербург письмо. В нем Суворов благодарит свою сестру Марью Васильевну Олешеву за весточку и советует ее сыну Васе готовиться к военной службе чтением нужных книг, предпочтя их развлекательным. Строительство укреплений идет успешно, и через неделю он рассчитывает приехать в столицу с докладом императрице. Готов к новым поручениям, но повеленное ему укрепление границы почитает «ревностной должностью» и доведет дело до конца.

После благословения Наташе следуют приветы графине Наталье Володимировне и графу Николаю Ивановичу Салтыковым, сын которых считается женихом «Суворочки». Простое семейное письмо. Оно адресовано Дмитрию Ивановичу Хвостову — скромному синодскому секретарю, два года назад женившемуся на племяннице Суворова княжне Аграфене Ивановне Горчаковой. В их доме поселилась Наташа, временно взятая из дворца. Хвостов известен как переводчик и поэт. Кажется, это обстоятельство стало причиной особого внимания и доверия со стороны знаменитого родственника, питавшего уважение к творческим людям. Каждую неделю, а порой несколько раз в неделю везут курьеры письма из Финляндии в Петербург и обратно. Через посредство Суворова Хвостов знакомится с такими влиятельными лицами, как П. А. Зубов, А. А. Безбородко, П. И. Турчанинов. Он становится своего рода полномочным представителем и поверенным в делах дядюшки при дворе и ревностно исполняет принятые на себя обязанности. Никому из современников Суворов не написал столько писем, сколько Хвостову. Никому не писал он с такой откровенностью. Эта переписка длилась до самой смерти Суворова, умершего в доме Дмитрия Ивановича, у него на руках.

А пока на дворе 1791 год, октябрь месяц. Всего три дня назад в Петербург пришло известие о смерти Потемкина. Это о нем коротенькая фраза в изложенном выше семейном письме: «Се человек... "образ мирских сует", беги от них мудрый!» Девять слов — отзыв на смерть человека, сыгравшего такую роль в его судьбе. Петрушевский приводит другой отзыв, дошедший в устном пересказе: «Великий человек и человек великий. Велик умом, велик и ростом: не походил на того высокого французского посла в Лондоне, о котором канцлер Бэкон сказал, что чердак обыкновенно плохо меблируют» [199]. Историк усмотрел в этих словах по-суворовски оригинальное признание ума покойного. Может быть.

Но сравним их с отзывом Румянцева, у которого действительно были сложные взаимоотношения с Потемкиным, и станет очевидным, что Суворов еще не остыл от «борьбы», в которую его вовлекли придворные интриганы. «Вечная тебе память, князь Григорий Александрович»,— сказал со слезами на глазах Румянцев, узнав о кончине Потемкина, и, заметив недоумение своих приближенных, прибавил: «Князь был мне соперником, может быть, даже неприятелем, но Россия лишилась Великого человека, а Отечество потеряло сына бессмертного по заслугам своим!» [200]. «Наконец, смерть избавила его от этого опасного врага,— утверждает фон Смитт в своей книге о Суворове. Но другие заботы и неприятности остались. Потемкин не был его единственным противником». «Когда же Потемкин умер,— вторит ему Петрушевский,— ревнивое чувство Суворова перешло значительною долею на Репнина, а по отношению к покойному утратило свою едкость... Позже всякоe горькое чувство к Потемкину в Суворове пропало и он старался вспоминать «одни его благодеяния». Зато явились другие недруги: жизнь и натура взяли свое»