Суворов и Потемкин - [98]
Официальная версия о смерти Потемкина гласит, что болезнь, сведшая его в могилу, была рецидивом болотной лихорадки, которую он подхватил в 1783 г. в Крыму. При описании последних дней его жизни некоторые современники упоминают о нежелании больного слушать докторов, о нарушении им диеты. Может быть, так оно и было. Но существует и другая версия смерти главнокомандующего русской армией в самый ответственный момент борьбы России за утверждение в Северном Причерноморье. Версия эта говорит об отравлении. Еще весной 1790 г, во время переговоров Потемкина с верховным везиром императрица предупреждала его об опасности быть отравленным, просила поберечься и турок, и пруссаков. При той ненависти, какую вызывал Потемкин у берлинского двора, в пропрусски настроенных кругах на родине, такое радикальное решение его судьбы не кажется невозможным. То, что он был серьезно болен, не подлежит сомнению. Лихорадка то отступала, то снова трепала его на протяжении восьми лет. Остается вопрос: только ли болотная лихорадка свела в могилу пятидесятидвухлетнего богатыря. Читатель поймет, с каким волнением автор этих строк раскрывал «Дело об отравлении генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина», попавшееся ему на глаза в отделе рукописей бывшей Императорской публичной библиотеки (ныне библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина). Поймет читатель и разочарование автора, прочитавшего следующую коротенькую запись: «Фельдмаршал Потемкин был отравлен по приказанию Екатерины II доктором Тиман, при нем находившемся в Яссах; доктор получил хорошую пенсию и отправлен за границу. Я знал этого доктора. Сенатор Рерберг». На том же листе примечание: «Тиман Иван Карлович 1761 —1831, лейб-медик. Рерберг Роман Иванович генерал-инженер, умер в 1871 году. Копия, снятая для работ В.А. Бильбасова» [196].
Памятная медаль в честь заключения мира с Турцией в 1791 г.
Что можно сказать об этом? Известный русский историк Василий Алексеевич Бильбасов долгие годы собирал материалы для истории Екатерины II. Монография должна была состоять из 12 томов. Бильбасову удалось опубликовать два тома, посвященные молодости императрицы, ее жизни при дворе Елизаветы Петровны, перевороту 1762г. и первым годам ее царствования. Двенадцатый том вобрал в себя библиографию. Приведенная выше записка никак не комментирована. Действительно, при Потемкине в последние недели его жизни находились врачи — российский подданный Тиман и француз Массо. Они были при князе не первый год и пользовались его доверием. Вопреки утверждению Рерберга, Тиман не уехал за границу, а жил и умер в России. При Александре I он был назначен лейб-медиком, что свидетельствует о доверии к нему. Статья о Тимане помещена в «Русском биографическом словаре».
Биографии Массо найти не удалось. Известно, что в начале Второй русско-турецкой войны он добровольно приехал в Россию и заслужил уважение Потемкина, просившего императрицу наградить талантливою хирурга за его помощь раненым. Именно Массо вырезал у Суворова пулю из шеи после Очаковского дела.
Версия об отравлении Потемкина требует специального исследования. Одно можно сказать с уверенностью: обвинение Екатерины в отравлении мужа и соправителя пускает исследователей по ложному следу. Крик отчаяния, вырвавшийся из уст императрицы при известии о смерти Потемкина, самый тон ее последних писем Потемкину красноречивее всех свидетельств говорит о том, что значила для нее эта потеря. Сохранилось письмо Екатерины барону Гримму, написанное в два с половиной часа утра 13 октября, т.е. через несколько часов после получения известия о смерти Потемкина. «Снова страшный удар разразился над моей головой. После обеда, часов в шесть, курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой идол, Князь Потемкин Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. Вы не можете себе представить, как я огорчена. Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходною сердца. Цели его всегда были направлены к великому. Он был человеколюбив, очень сведущ и крайне любезен. В эту войну он выказал поразительные военные дарования: везде была ему удача — и на суше, и на море. Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими. Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить. Его привязанность и усердие ко мне доходили до страсти; он всегда сердился и бранил меня, если, по его мнению, дело было сделано не так, как следовало... В нем были качества, встречающиеся крайне редко и отличавшие его между всеми другими людьми: у него был смелый ум, смелая душа, смелое сердце. Благодаря этому мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил. По моему мнению, Князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать...» Через неделю она признается тому же адресату: «Теперь вся тяжесть правления лежит на мне» [197].
Платона Зубова трудно заподозрить в добром пристрастии к Потемкину. Много лет спустя он жаловался своему управляющему на Потемкина, который якобы помешал ему сделаться вдвое богаче: «Хотя я победил его наполовину, но окончательно устранить с моего пути никак не мог,— сетует Зубов, — А устранить было необходимо, потому что императрица всегда сама шла навстречу его желаниям и просто боялась его, будто взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтоб я брал с него пример»
