Суворов и Потемкин - [94]
Но все это позже, в июле, а в середине мая в осведомленных петербургских кругах только и было разговоров, что о приезде из Англии некоего господина Фалькенера, представившегося «вояжером». Путешественник был прелюбопытный. По пути в Россию он посетил Стокгольм и дал понять Густаву, что переговоры о денежных субсидиях прекращаются. 14 мая Храповицкий заносит в свой дневник» «Приехал Фалькенер из Англии для негоциации о мире; он секретарь королевского совета и партии Питта». Неделю спустя «вояжер» в Царском Селе представляется императрице. Ему оказан любезный прием. Его приглашают на званый обед, императрица гуляет с ним в саду. Вечером Фалькенер присутствует на большом балу, на котором он видит двух прославленных русских полководцев Потемкина и Суворова. В тот же день Екатерина отправляет примечательное письмо в Вену, принцу Де Линь: «Я очень бы желала вам отвечать, но боюсь печати, правда, что страх ни на что не годится в этом мире, сказала я, как бы по вдохновению, при виде возвратившегося весьма неустрашимого Графа двух Империй Суворова Рымникского, который от нечего делать съездил прогуляться по Финляндии. И после того я снова взялась за перо... Мы не предаемся отдыху и не находимся в утомлении от успехов, как Вы говорите, но мы вооружаемся, вооружаемся на море и на суше, без конца и без перерыва... при всегдашнем желаний от всего сердца мира.
При виде Князя Потемкина можно сказать, что победы и успехи красят человека, он возвратился к нам из армии прекрасный, как день, веселый, как зяблик, блистательный, как звезда, более остроумный, чем когда-либо. Он не грызет более своих ногтей, он задает ежедневные пиры, одни лучше других, он принимает гостей с вежливостью и вниманием, которые производят общий восторг на зло его завистникам» [185].
Умное и тонко рассчитанное письмо. Если недруги России хотят воевать, Потемкин и Суворов ждут своего часа. В самом конце письма следует ироничное упоминание об английском «вояжере», с выражением надежды на то, что ему понравится бал, Екатерина знает, за чем приехал Фалькенер, вступивший в переговоры с ее дипломатами, Безбородко уже сообщил ей о запросе англичанина насчет условий мира с турками («он требует скорейшего ответа и станет негоциировать, а в противном случае уедет, не объявляя полномочия своего»). «Вояжер» мог и не делать запроса. Условия России были известны давно: подтверждение Кучук-Кайнарджийского мира и трактата о Крыме, Очаков с прилегающей степью, граница по Днестру. Не вина России, что для уяснения этих условий потребовались годы кровопролитной войны, в ходе которой английская дипломатия подливала масла в огонь, обещая Блистательной Порте вооруженную поддержку.
В эти дни, когда стало ясно, что ни Пруссия, ни Англия на войну не пойдут, Екатерина пишет Потемкину короткую записку: «Ежели хочешь камень свалить с моего сердца, ежели хочешь спазмы унимать, отправь скорее в армию курьера и разреши силам сухопутным и морским произвести действие поскорее, а то войну еще протянем надолго, чего, конечно, ни ты, ни я не желаем». 11 мая помечены ордера, направленные Потемкиным на юг: «Считая флот готовым к выходу в море, я сим предписываю Вам тотчас выступить по прошествии весенних штормов. Испрося помощь Божию, направьте плаванье к Румелийским берегам, и, если где найдете неприятеля, атакуйте с Богом. Я Вам препоручаю искать неприятеля, где он в Черном море случится, и господствовать там, чтобы наши берега были ему неприкосновенны». Это ордер контр-адмиралу и кавалеру Ушакову [186]. А вот ордер генерал-аншефу и кавалеру князю Репнину: Сиятельству препоручаю произведение поисков на неприятеля, где только случаи удобные могут представиться, но с таким разсмотрением, чтобы действовать наверное.
Большое предприятие на противную сторону я почитаю удобным тогда, как флот наш выйдет в море, ибо он удержит и флот их и флотилию от покушений на наши берега, а тем даст свободные руки нам действовать. Узнав, где большое их скопище, цельте на Бабаду» (Бабадаг.— В.Л.) [187].
Еще раньше последовал ордер командующему Кубанским и Кавказским корпусами генерал-аншефу и кавалеру Гудовичу: перейти Кубань и овладеть важным опорным пунктом турок — крепостью Анапа. Русская армия и флот должны были поддержать успех, достигнутый дипломатами. Граф С. Р. Воронцов доносил из Лондона о том, что Уильям Питт-Младший, уличенный оппозицией в потворстве прусским интересам, еще недавно добившийся ассигнований на снаряжение огромных морских сил., заявлявший о необходимости «положить предел неумеренному властолюбию России и спасти Турцию от гибели», вынужден был пойти на попятный.
9 июня Фалькенер подал свою кредитную грамоту и просил аудиенции у императрицы на сей раз в качестве полномочного министра и чрезвычайного посланника для негоциации о мире. На условиях России, 15 июня в Царском Селе он еще раз был представлен Екатерине, а вечером присутствовал на большом обеде- Среди 62 приглашенных находились Потемкин и Суворов.
Как свидетельствует камер-фурьерский журнал за май-июнь 1791 г., Потемкин и Суворов по меньшей мере восемь раз встречались на официальных приемах, обедах, балах. Императрица осталась довольна докладом Суворова о его поездке на шведскую границу, который был представлен ей лично в Царском Селе 18 мая. После доклада Суворов чуть ли не каждый день приглашается ко двору. Вместе с Зубовым он сопровождает императрицу на прогулках в экипаже, присутствует на званых обедах в узком кругу. 25 июня именным указом Екатерина предписывает Суворову исполнить предложенный им план укрепления границы. Суворов прощается с дочерью, запрашивает у графа Н.И. Салтыкова ассигнования на строительство и отбывает к новому месту службы. Незадолго до этого ему удалось добиться отпуска для Наташи, которая поселилась у родственников в столице. Итак, личное положение Суворова при дворе кажется вполне прочным, А что же Потемкин? С ослаблением напряженности в европейских делах его положение при дворе осложнилось. Смлытя придворная оппозиция президенту Военной коллегии сохранялась. Екатерина, разумеется, и помыслить на могла, чтобы отказаться от его услуг, но она ни за что не хотела расстаться с «милым дитятей» — Платоном Зубовым, решившим объявить Потемкину войну. «Князю при дворе тогда очень худо было», — свидетельствует Державине Отец фаворита, пользуясь «случаем» сына, бесстыдно присваивает чужие имения. Обиженные бросаются к Потемкину, ставя его в двусмысленное положение по отношению к императрице. Екатерине стараются внушить мысль о том, что могущество Потемкина столь велико, что угрожает ее собственным интересам, Усиленно распускаются слухи (и дома и за границей), что князь мечтает стать самостоятельным владетельным государем в Тавриде, в Курляндии. На большом приеме в Царском Селе 22 июня Суворов последний раз видит «великолепного князя Тавриды;», могучая фигура которого возвышается над толпой придворных. Неизвестно, беседовали ли между собой в тот раз старые боевые товарищи. Скорее всего нет. Потемкин демонстративно не замечает злорадства царедворцев, заискивающих перед новым фаворитом, а граф двух империй, прославленный Суворов держится ближе к Зубову, чем к Потемкину.
