Суворов и Потемкин - [71]

Заканчивался 1789 год. Мир казался достижимым и близким. Русский посол Булгаков, более двух лет томившийся в Семибашенном замке в Константинополе, был выпущен на свободу. Везир Газы Хасан, согласившийся принять свой пост на условии прекращения войны, переписывался с Потемкиным о пунктах мирного договора. Но тут на сцене, как выразилась Российская императрица, появились «новые актеры».

Успехи русского оружия вызвали приступ ненависти в Берлине и в Лондоне. Прусская дипломатия развила бешеную активность: Порте был предложен оборонительный и наступательный союз. Швеции обещана Лифляндия с Ригой. Австрия должна была вернуть Польше полученную по первому разделу Галицию, а Турция — вознаградить Австрию из своих земель в Валахии и Молдавии. За это Россия должна была вернуть Турции Крым. Сама Пруссия за посредничество просила совсем немного — Данциг и Торн (Гданьск и Торунь) — последние польские города, обеспечивавшие этой стране балтийскую торговлю. Фридрих Вильгельм II не собирался при этом возвращать польские земли, захваченные по первому разделу. Наследник Великого Фридриха, мечтавшего об уничтожении славянского государства, сулил Польше русские земли до Смоленска и Киева, отрезая ее от Балтики.

Заодно с Пруссией действовала и Англия. Требуя от России и Австрии помириться с Портой без территориальных изменений, лондонский кабинет советовал полякам быть уступчивыми по отношению к Пруссии. В правящих кругах Польши победили сторонники пропрусской ориентации. Они отвергли предложенный Россией союзный договор и предпочли союз с Фридрихом Вильгельмом.

24 декабря 1789 г. Храповицкий записывает в дневнике слова императрицы: «Теперь мы в кризисе: или мир, или тройная война, то есть, с Пруссией».

Кампания 1790 г. Нижнедунайская операция. Измаил

 Золотой офицерский крест за взятие Измаила

10 января в письме Потемкину Екатерина просит его «соединить к победам имя миротворца», поспешить с заключением мира с Портой, прямо называя срок нападения Пруссии (вкупе с поляками) на Россию — весна 1790 г.

Вот в какой обстановке приходилось действовать главнокомандующему русской армией, которого кабинетные критики обвиняют в нерешительности и неумении пользоваться победами. Надо было проявить огромное дипломатическое искусство и смелость. Как показывают дальнейшие события, Россия с честью вышла их трудного испытания: и Потемкин, и Екатерина показали себя достойными соперниками западноевропейских мастеров политических комбинаций. Любопытно отметить, что в отношении к прусскому королю («новоявленному диктатору Европы», как называла его императрица) Потемкин занимал более гибкую позицию, чем Екатерина, немка по рождению.

«...я писала без гнева,— признается она Потемкину в ответ на его настойчивые просьбы не дать спровоцировать себя на войну с пруссаками,— одно мое опасение, что обиды, сделанные Российской Империи, иногда не принимались с тем чувством, которое рвение к достоинству ея в моей душе впечатлело... Вся жизнь моя была посвящена поддержанию блеска России и потому не удивительно, что обиды и оскорбления ей наносимые, я не могу терпеть молча и скрывать их, как мы это делали доныне...»

Ближайшим сотрудником Екатерины в Петербурге был Безбородко, а на юге, в армии, у Потемкина самым близким соратником — Суворов, наладивший прекрасные отношения с австрийцами, что было немаловажно в условиях непрерывного давления со стороны Пруссии и Англии. От Австрии требовали разорвать союзный договор с Россией и выйти из войны. Эти требования особенно усилились после смерти в феврале 1790 г. императора Иосифа.

Меньше известно, что Суворов был ближайшим сотрудником Потемкина в переговорах с турками. Через него, стоявшего со своим корпусом далеко впереди основных сил армии, шла переписка главнокомандующего с верховным везиром. Выполняя секретные поручения Потемкина, Суворов через созданную им сеть агентов, добывал важные сведения о противнике, настроениях в его армии и в правящей верхушке, об интригах европейских дворов и т. д.

Здесь уместно сказать несколько слов о русской разведке того времени. История ее не написана. Мы уже упоминали о самоотверженной деятельности Булгакова, который, находясь в строгом заключении, сумел добывать и переправлять Потемкину ценнейшие сведения.

В приказах главнокомандующего (особенно по флоту) можно прочитать о готовности турецкой эскадры к выходу в море, о попытке под видом торгового судна провести брандер на Севастопольский рейд, о многих других замыслах противника. Потемкин до малейших деталей знал укрепления Босфора и Дарданелл, а также других городов и крепостей Турции. Все это — свидетельства хорошо поставленной разведывательной деятельности. Порой приходится читать забавные анекдоты о странностях Потемкина: он посылает срочных курьеров то во Флоренцию за искусным скрипачом, то в Вену за изящной безделушкой, то в Париж — за дорогим лакомством. Часто эти анекдоты обрастают смешными подробностями: скрипач-виртуоз посылает и Потемкина, и его курьера к черту,— читаем мы у Пушкина,— но умный потемкинский адъютант нанимает какого-то бедняка, умеющего играть (и даже не без таланта) на скрипке, везет его к Светлейшему, выдает за виртуоза, и бедняк, обласканный вниманием всесильного временщика, делает карьеру. Смешно. Но, наверно, громче всех смеялся этим забавным историям сам их герой — добродушный великан, соривший налево и направо деньгами, устраивавший и в походных условиях грандиозные пиры для своих генералов и волонтеров-иностранцев, толпившихся в Главной квартире.