Суворов и Потемкин - [52]

Потемкин поделился новостью с Суворовым, который откликнулся примечательной репликой: «Это, конечно, Милостивый Государь, Пауль Ионе, тот Американец, который опасно, чтоб и нас, трубадуров Ваших, не перещеголял».

Идет напряженная подготовка к новой кампании. Потемкин настаивает перед императрицей на привлечении поляков. Начинаются переговоры о заключении союзного оборонительного и наступательного договора между Россией и Польшей. Но Пруссия и Англия предпринимают контрмеры, и этот союз повисает в воздухе. На Балтике собирается эскадра линейных кораблей, которую адмирал С. К. Грейг должен вести в Средиземное море, как в Первую турецкую войну. Тогда небывалая по своим масштабам экспедиция встретила скептическое отношение морских специалистов Западной Европы. Чесменский бой и уничтожение турецкого флота заставили по-иному взглянуть на возможности российских моряков. Балтийский флот уже готов был двинуться вокруг Европы в Архипелаг, как вдруг резко обострились отношения со Швецией. Король Густав III, получив турецкие субсидии и дипломатическую поддержку Великобритании и Пруссии, усилил морские и сухопутные вооружения и вскоре вероломно нарушил мир с Россией. Словно предвидя войну на севере, Потемкин торопил своих подчиненных с постройкой гребных судов. 2 апреля он писал Суворову: «Я дал ордер о скорейшем вооружении судов и князю Нассау отправиться приказал к Вам... Я хочу, чтобы до нужного времени они (суда.— В. Л.) не казались неприятелю; чтобы он не привык на них смотреть» [86].

«Князь Нассау, которому под рукой велел здесь приготовить возможные выгоды, и Пауль Жонс, и я — какое ж множество у Вашей Светлости трубадуров! Мило, Друг перед дружкой мы не оставим выказываться и, право, с прибавкою, доколе живы; все-таки жаль, что Браницкого нет. Милостивый Государь! выражение до моей мудрой особы мне очень чувствительно! и стыжусь...»,— отвечал Суворов. Он сразу же установил дружеские отношения с Нассау, заявив о «счастии служить на одном континенте со столь прославленной особой». Этот комплимент может показаться преувеличенным, но Нассау, имевший чин генерал-поручика испанской армии, деятельный участник осады Гибралтара в 1781 г., имел репутацию опытного моряка и горел желанием отличиться на новом поприще. Потемкин даже отозвался о нем императрице, как о «втором Суворове». Не успев хорошенько познакомиться, Суворов и Нассау приступают к разработке плана овладения Очаковом.

Письма Суворова Нассау, опубликованные во Франции в 1965 г., практически не были известны русским военным историкам и проливают новый свет на обстоятельства, связанные с очаковской осадой. Уже 2 апреля Суворов просит Нассау — «Принц! Покамест храните в тайне общую нашу задачу, как делаю я здесь: по мнению моему, в Херсонской академии по временам многие непотребства творятся. Слышал я, что г. Корсаков служит в егерях, кои вероятно будут на Вашей эскадре. Я его знаю с детства, это мелкий плут, но в своем деле искусный. Не будете ли Вы добры лично испытать его по прилагаемым к сему пунктам, не отдавая ему моего письма. Впрочем, ежели Вам сие покажется неблагопристойным, можете Вы его ему передать через моего офицера, но не напрямую. Полезно также узнать, какого он о сем будет мнения, и дать мне знать.

Простите мою смелость и откровенность».

Эта конспирация, этот нелестный отзыв о моральных качествах Корсакова, связаны, надо полагать, с тем, что Корсаков — сын новгородских соседей Суворова — был женат на сестре Мордвинова — «главы Херсонской академии». Суворов не решается прямо обратиться к лучшему инженеру армии, любимцу Потемкина Корсакову по интересующим его вопросам и предпочитает действовать через заезжего иностранца. Что же хотел узнать у Корсакова Суворов? (Нассау не передал ему письма: оно сохранилось в бумагах принца). «Любезный Николай Иванович! — писал Суворов.— Поздравляю с возвращением. Каких Вы мыслей об Очакове? Осмелюсь просить у Вас совета,— как у инженера,— хоть из одного любопытства. Будем прямы и откровенны и да останется все между нами, порукой в том моя честь. Посему, и только посему, предположите, что Вы не видите еще наших войск со стороны степи, а с моря не будет нам препятствий и мы начнем на плоскодонных судах. Не посеешь — не пожнешь, так ли?

1. Расстояние; 2. расчет времени; 3. Березань; 4. Батарея Гассана; 5. местность открытая, настильным огнем стенку нетолстую на берегу у самой воды обстрелять... случиться может, что против ожидании наших пожар в крепости не разгорится; 6. Как пробьем брешь — сразу на штурм. На стены идите открыто: а) направо; б) налево; в) кое-кого по улицам и в дома, да опасно — часть солдат со стен спустить; 7» подступы к крепости сильно минированы. Возможно, что и вся крепость также. Можно на воздух взлететь. 8. Прочие предосторожности? В ожидании Вашего мнения целую Вас».

Ответ Корсакова неизвестен. Мы не знаем и ответа Нассау. Но о плане атаки Очакова с воды стало известно главнокомандующему, который потребовал у Суворова объяснений. «Вашей Светлости признаюсь, это моя система: план у меня больше недели, принц Нассау вчера его у меня взял, и на другой день прошли сутки. План был меня; я требовал его мыслей глухо; он мне на письме тоже почти сказал. После первого огня он заворачивает вторую линию, но чтоб Алексиано зависел от него. От берегу на полверсты опровергает набережную слабейшую Кинбурнской стену; первая линия парабольными выстрелами его протектует; как лутче меня матроз, он Вам, Милостивому Государю, лутче то опишет. К брешам транспорты мои: «а» — вправо; «б» — влево на стены и пушки, «с» — внутрь города. Тут и верный кош... Основанием — вид Кинбурна оборонительный — слабо по пункту, ежели действие не наступательное: руки развязаны, надлежит предварить басурманский флот! Вот только, Светлейший Князь!» (18 IV. 1788 г. Кинбурн.)