Суть времени # 23 - [7]

Когда в конфликте (например, армяно–азербайджанском) и та, и другая сила обращались к Москве, а Москва бездействовала или действовала тупо, то рано или поздно эти силы начинали действовать помимо Москвы. И тогда ситуация становилась безысходной. Если бы, упаси Бог, события на Манежной обернулись ответом другой стороны (что, слава Богу, удалось предотвратить), и в дело было бы пущено какое–нибудь оружие, то мы бы уже жили в ситуации полной потери стабильности. Той иллюзорной, декоративной стабильности, в которой мы живём.

Значит, власть должна проявлять инициативу. Какую? О чём речь идёт, без всякой конспирологии?

Речь идёт о том, что в Чечне есть без вести пропавшие люди. И их семьи хотят знать, что случилось с людьми. Хотят их увидеть, если они живы, или хотя бы оплакать, если они где–то похоронены. И они обращаются к своей власти и к власти вообще – с тем, чтобы им ответили на эти вопросы.

Для власти это крайне неудобные ответы. Но если таких людей много, то не отвечать ведь нельзя. Кроме того, нынешняя ситуация такова, что если не будешь отвечать, все эти запросы пойдут в Европейский суд, в Страсбургский суд по правам человека. И там ими начнут заниматься. А власти это совсем не с руки.

Значит, Следственный Комитет, в который обращаются граждане, начинает писать запросы. А что, надо сказать гражданам: «Заткнитесь»? На каком основании?

Тут имеются предложенные основания. Ряд парламентариев, с моей точки зрения очень интересных, говорит примерно следующее: «Если мы амнистировали чеченских боевиков, то почему мы не можем, не должны амнистировать участников контртеррористической операции? Сразу всех, разом, чтобы такой возможности как–то обратиться больше не было. И чтобы не началась эта вся заваруха с печальным концом». («Голос России», 30.06.2011, «Нужна ли амнистия вернувшимся из Чечни солдатам?»)

В принципе это разумно, с одной оговоркой – армия не может не наказывать своих насильников и мародёров. Это уже не армия. Армия, которая полностью отказывается от подобных наказаний, перестаёт быть армией. Это касается любой войны. Это невозможно. И все военные это знают… Если только ты отпускаешь поводья полностью, то там происходит чёрт те что.

Да, прошло сколько–то лет. Да, ситуация совершенно особая. Но ведь эту ситуацию проходили все страны мира. С Вьетнамом было нечто подобное. Правда, Вьетнам находился не вплотную к Соединённым Штатам, и не был частью Америки, не был одним из её штатов. С Алжиром сходные вещи случались, и тоже приходилось чем–то заниматься, выходящим за некие рамки. Ничем не заниматься нельзя. Поэтому взять и просто амнистировать всех подряд невозможно. И все понимают, что это невозможно.

Задача состоит не в том, чтобы амнистировать всех подряд. А в том, чтобы немедленно при высшей власти создать специальный орган, состоящий из людей, которые устроят и русскую, и чеченскую сторону, который будет безусловно авторитетен для русской армии. И одновременно безусловно авторитетен и в Чечне, что крайне трудно, но, видимо, ещё можно. Создать этот высший орган, а не какой–то там Следственный комитет. Да ещё его местное отделение, которое хоть формально находится, конечно, под федеральной властью, но все понимают, что это в значительной степени формально.

Создать этот высший орган – Суд чести. И быстро, в короткие сроки амнистировать решающую часть людей, по которым идут запросы. А тех, кто действительно выходит за все рамки, как мародёров и преступников, настоящих и стопроцентных, а не проблематичных, тем не менее, наказать. Не откладывая это в долгий ящик, и закрыв дело окончательно. И подведя черту. Сказав, что «разбирать это всё будем 3–4 месяца, и после этого дело будет закрыто. Всё, забыли. Никаких дел дальше не будет». И ответить каждому родственнику, каждой чеченской семье. Потому что это не Вьетнам, это часть своего государства, хотя и проблематичная. И, с другой стороны, дать абсолютную, надёжнейшую гарантию русским военным, героически воевавшим в Чечне. И прекратить эту панику – немедленно.

Задача состоит в том, чтобы этот орган создать. А не в том, чтобы бездействовать и смотреть, как против тебя играют все, кому не лень. Но в том–то и беда, что процессы катятся в таком направлении, при котором такое разумное очевидное действие, скорее всего, осуществлено не будет, хотя лично я сделаю всё, чтобы помочь его осуществлению. Потому что ситуация чудовищная.

Если же это не будет сделано, то остаётся только одно – по–настоящему, не декларативно, не риторически воззвать к разуму и чувству обеих сторон, предъявить окончательные данные по этому сюжету, привлечь к нему такое внимание, после которого все следующие хулиганства (ещё одного военного тяжело ранили, и это сразу начинают приплетать к делу, хотя понятно, что это к делу отношения, скорее всего, не имеет, — опять буду осторожен) будут невозможны.

Чтобы после этого и русское военное братство воевавших в Чечне, и чеченская сторона задумались над тем, кто и зачем играет в эту игру. Почему вдруг те, кто когда–то играл на чеченском поле с соответствующими пагубными результатами для чеченцев, теперь играют на русском поле, видимо, желая получить те же самые результаты.