Суть времени, 2013 № 19 - [32]
А что делать остальным неприкаянным «Вольтерам»? Вот они и начали создавать постмодернизм — как новый тип «виртуальной деятельности» и как «сублимацию» деятельности в самом прямом, психоаналитическом, смысле слова — ими была изобретена такая, пока никем не занятая, сфера виртуальной деятельности, которая предполагает полную «творческую безответственность» и одновременно свободу строить любые воздушные замки.
Но может ли сознание интеллектуала смириться с ролью «хозяина воздушного замка» в обществе, где его воздушные замки не приносят даже ощутимых моральных дивидендов? Нет, разумеется. И тогда рождается счастливая мысль философски уравнять свои воздушные и чужие реальные замки.
Как уравнять? Сначала дискредитировать творения исторических Иисусов, Вольтеров и Марксов, заявив, что все их метанарративы (большие повествования) уже гроша ломаного не стоят. А затем, разрушив прежние устойчивые интеллектуальные «здания», построить свои воздушные замки на их руинах.
Однако эта игра постмодернистов так и осталась бы лишь интеллектуальной игрой, если бы не быстрое развитие технологий «виртуальной реальности», начиная с массового телевидения. Наиболее амбициозные (прежде всего, американские) хозяева миропроектных инициатив, будучи одновременно хозяевами телевизионных «машин виртуальности», осознали возможности постмодернистских идей как инструментария их собственного миропроектного конструирования.
Ибо в виртуальном мире, приобретающем новый статус, хороший воздушный замок — это для таких хозяев ого-го-го какая полезная конструкция. Вспомним, например, знаменитый фильм «Хвост виляет собакой»!.. Вот эти-то хозяева и востребовали постмодернизм именно в качестве творца воздушных замков, в каком-то смысле приобретающих новую и глубоко порочную полноценность.
Так постмодернисты получили востребованность своих идей и заказ на их развитие. А также заказ на адаптацию этих идей к нуждам хозяев, занятых переустройством мира. И те, кто решился исполнять заказ, и породили то многообразие «военных» постмодернистских концептов, которое мы здесь обсуждаем.
Конечно, не следует рассматривать этот заказ как прямые задания хозяев и «взятие под козырек» исполнителями. Даже для достаточно циничных интеллектуалов это «западло». Происходит это иначе. Если определенные идеи интеллектуала вдруг получают широкое освещение и позитивный резонанс в прессе и салонах, а другие идеи замалчиваются, то сама избирательная востребованность идей уже показывает, что приносит признание и славу и куда стоит двигаться, а куда не стоит. Хозяева всего лишь регулируют распространение и резонанс идей интеллектуала, отбирая нужное и отсекая ненужное. Так и формируется заказ.
Решились исполнять заказ не все. И потому в русле «постмодернистского философствования» произошло разделение позиций.
На одном фланге постмодернизма — такие фигуры, как, например, Петер Козловски. Который, признавая состояние постмодерна как факт эпохи, не принимает это состояние в качестве новой нормы, но считает новым тупиком. И видит если не выход из тупика, то потенциальные перспективы такого выхода — в том, чтобы религия вернула себе роль генератора этических ценностей, а также во взаимопроникновении науки и искусства. Хотя как это может произойти, Козловски не объясняет.
На другом фланге постмодернизма — фигуры типа Делёза и Гваттари. Которые не только оправдывают «состояние постмодерна» как новую эпоху счастливых возможностей, но и крайне активно участвуют в развитии именно «военно-концептуальных» направлений постмодернистского философствования.
Между этими крайностями — множество фигур разного интеллектуального масштаба. Некоторые вносят свою лепту в постмодернистские «военные» концепты. Некоторые занимаются аналитикой (а также критикой) различных аспектов «эпохи постмодерна».
А некоторые применяют словарь и понятийную сетку постмодернизма для решения политических задач хозяев — как, например, Андре Глюксман или Бернар Анри Леви, которые испытывают особую ненависть к врагам «свободного мира цветущей толерантности» (в первую очередь, похоже, к любой — царской, советской, постсоветской — России). И которые, в том числе, используя постмодернистскую лексику (от Фуко и Дерриды до Лакана и Бодрийяра), воспевают правоту Америки как лидера и воплощение толерантности — и клеймят всех ее врагов. В России, Китае, Афганистане, Ираке, Иране, Египте, Ливии, Сирии и так далее.
Возвращаясь к «военным» концептам постмодернизма, попробуем обобщенно сформулировать, как эти концепты работают.
Сначала постмодернизм «разоблачает» базисные философские основы предшествующих эпох премодерна и модерна, а также все из них вытекающие классические концепты.
Затем он выдвигает альтернативные концепты, которые якобы верно описывают новое состояние мира материальной и духовной реальности — «состояние постмодерна».
А затем на основе этих концептов постмодернизм создает в своей «оптике» описания новой реальности нужные для себя смысловые акценты.
