Суть времени, 2013 № 19 - [13]

Александр Блок, принявший революцию, и Марина Цветаева, не принявшая ее, несмотря на противоположное отношение к революции, чувствовали огромный творческий потенциал революционных народных масс. И черпали из этого источника вдохновение. А Бахтин? «…Мы были настроены очень пессимистически: мы считали, что дело кончено. Кончено. Монархию нельзя восстановить, да и некому… Что неизбежно победят вот эти самые массы солдат, крестьян в солдатских шинелях, которым ничего не дорого, пролетариат, который не исторический класс, у него нет никаких ценностей, ничего у него нет. Всю жизнь он боролся только за очень узкие материальные блага…» Итак, революционные массы, в оценке Бахтина, — это люди без ценностей, которые борются исключительно за «очень узкие материальные блага»…Короче, шариковы торжествуют.

Дальнейшие перипетии биографии Бахтина прямо вытекают из его непринятия революции. В двадцатые годы Бахтин приобрел репутацию «политически неблагонадежного». В 1928 году, уже имея за плечами публикацию книги «Проблемы творчества Достоевского», был арестован как член «подпольной контрреволюционной организации правой интеллигенции под названием «Воскресенье». По приговору должен был отправиться в Соловецкий лагерь, но после смягчения приговора оказался в казахстанском Кустанае. Именно здесь он делает первые наброски к диссертации о творчестве Франсуа Рабле, которая в дальнейшем ляжет в основу его книги.

После возвращения Бахтина из ссылки дорога в Москву и Ленинград для него была закрыта. Он много лет преподавал в Саранске в Мордовском педагогическом институте. Однако говорить о том, что опальный Бахтин оказался отторгнут от мира науки, не приходится. Первый вариант бахтинской диссертации о Рабле был готов уже в 1940 г., а в 1946 г. Бахтин защищал ее в Институте мировой литературы (ИМЛИ) в Москве. Но при этом более 30 лет его работы нигде не публиковались.

Так что Бахтин, безусловно, имел счеты к коммунизму и советской власти.

А теперь представим себе, что «омолаживающим» процедурам по технологии Рабле, описанной нами в прошлой статье, подвергается не бархатная полумаска, не кошка, не укроп и не шляпа, использованные Гаргантюа в качестве подтирки, а… коммунистическая идея. Допустим, что враг склонил часть советской элиты (она-то и затеяла потом перестройку!) воспользоваться рецептом Рабле, согласно которому если серьезное — вертикальную смысловую систему — подвергнуть осмеянию, то это серьезное, безусловно, помрет, открыв человечеству дорогу в «веселое будущее».

Когда-то огонь коммунистической идеи полыхал с такой силой, что и впрямь можно было говорить о религиозной вере. Но к шестидесятым годам он начал остывать. Ему, безусловно, помогали остывать те, кто вел против нас информационно-психологическую войну, — вспомним хотя бы, как уничтожался образ Сталина-Отца. Но и время делало свое дело — огонь ведь надо поддерживать.

В СССР существовали группы, не принявшие коммунистическую идею. Но помимо этого к шестидесятым уже вполне созрели силы, которые изначально коммунистическую идею разделяли, но устали от огня. Коммунистическая идея предполагает непрерывное восхождение, а это тяжкий труд. То ли дело скольжение в низ! Это, как учит нас Бахтин, — процесс веселый, карнавальный, искрометный.

И вот, в начале шестидесятых полузабытый Бахтин вдруг становится крайне востребованным. Роль человека, сорвавшего завесу молчания с имени Бахтина, Кожинов приписывает себе. Оставим на его совести вопрос о том, мог ли скромный сотрудник ИМЛИ обладать такой пробивной мощью. В изложении Кожинова все выглядит так.

Испытав в конце пятидесятых потрясение от книги Бахтина о Достоевском, Кожинов решил разыскать автора. Направляясь летом 1961 г. в Саранск, он рассчитывал увидеть сломленного, всеми забытого человека, и заранее подыскивал слова утешения. Но в момент встречи понял, что это Бахтин, напротив, способен дать утешение многим: «Сила сопротивления его поднимала».

Весной 1962 г. Кожинов опубликовал две статьи о Бахтине, а также написал о нем материал для новой литературной энциклопедии, вышедшей 100-тысячным тиражом. И произошло чудо: еще ДО появления книг Бахтина (второе издание книги о Достоевском вышло в 1963 г., книга о Рабле — в 1965-м) началось настоящее паломничество в захолустный Саранск. Преподаватель Московского университета В. Турбин писал: «Мне трудно рационально объяснить достаточно странный феномен… не сговариваясь, независимо друг от друга, к Бахтину потянулись ученые и литераторы разных поколений».

В июне 1962 г. «Литературная газета» опубликовала подготовленное Кожиновым письмо под названием «Книга, которая нужна людям». Его подписали председатель Союза писателей К. Федин, академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР В. Виноградов и переводчик Рабле Н. Любимов. Речь шла о необходимости издания бахтинской книги, посвященной Рабле. В августе того же года с Бахтиным был заключен договор об издании книги.

С 1967 г. выходят переводы двух книг Бахтина на иностранные языки. Журналы наперебой начинают печатать бахтинские статьи. Вокруг его работ завязывается публичная полемика.