Суть времени, 2013 № 16 - [11]

А одновременно в том же Древнем Египте были частная собственность, налоговая система, рынки и торговые (натуральные и денежные) обмены. Включая внешнюю торговлю со странами Ближнего Востока, Африканского Рога и даже Передней Азии. И были внешние вооруженные (собственно военные) и военно-экономические конфликты.

Но примерно такими же были (разумеется, со своей спецификой) и хозяйственно-экономические системы древних Вавилона, Ассирии, Китая, Индии.

Не буду здесь описывать дальнейшее развитие хозяйственно-экономических систем (на эту тему есть немало хороших книг). Укажу лишь, что из рассмотренных выше «корней» в итоге выросли и административно-плановые экономики, и либерально-рыночные экономики с преобладанием частной собственности, и так называемые «смешанные» экономики со сложным взаимодействием государственной и частной собственности и, соответственно, рынка и плана.

И отсюда же выросла и современная глобальная экономика с ее системой межгосударственной торговли товарами и услугами, глобальной финансовой системой и множеством взаимоувязанных подсистем производства, распределения, обмена и потребления.

В условиях такой сложности национального и мирового хозяйства любая экономическая война не может не являться — просто по факту системности хозяйственно-экономической деятельности — частью взаимосвязанных, многоплановых и многоракурсных военных действий.

Но принципиальная новизна постклассической эпохи состоит в том, что в «новых войнах» экономические, идеологические, информационно-психологические, концептуальные и т. д. средства ведения борьбы используются не только системно, но иногда вообще без применения вооруженных сил.

При этом военно-экономические действия противника могут адресоваться разным подсистемам хозяйственно-экономической системы противника. Экономическую войну могут вести в целях подрыва финансовой системы (финансовые и валютные войны). Или в целях подрыва сырьевого базиса (ресурсно-сырьевые, в том числе энергетические, войны). Или в целях подрыва потенциала экспорта и импорта (торговые и тарифные войны). Или в целях подрыва технологического уровня и массовой квалификации кадров объекта войны (научно-технологические и образовательные войны), и т. д.

А еще могут вести все эти типы экономических войн одновременно.

А еще есть и такой тип экономических войн, целью которого является «смысловая перевербовка» широких масс страны-объекта войны и ее управляющего класса. Такая перевербовка, чтобы управляющий класс поверил в искренность и правильность экономических рекомендаций врага. И (добровольно и самостоятельно!) применил такие — убийственные — стратегии экономического управления, которые парализуют экономику, создают в стране-жертве кризисные социально-экономические и политические ситуации, и препятствуют выходу из кризиса.

Но подобные сложные «смысло-экономические» войны мы обсудим позже. А начнем с самого, видимо, древнего типа экономических войн — торговых войн. И постараемся проанализировать их наиболее существенные современные трансформации и результаты.

Об этом — в следующей статье.

Информационно-психологическая война

Сокрушение Красной Церкви

Формула «коммунизм — самая настоящая новая религия» легла в основание одного из ключевых направлений информационно-психологической войны против СССР

Анна Кудинова

Успешность информационно-психологической войны во многом зависит от того, насколько точно враг понимает вашу природу. Он не может рассчитывать на победу, не определив, что вы собой представляете. И не выбрав метод борьбы сообразно поставленному диагнозу.

В предыдущей статье мы познакомились с представлением Константина Мельника о том, что такое коммунизм. Напомню, Мельник — человек, посвятивший всю свою жизнь «крестовому походу» против СССР, — утверждает, что коммунизм — это новая религия. И что в коммунизме ничего нельзя понять, если рассматривать его только как идеологию.

Если бы такого представления придерживался отдельный представитель белоэмигрантской среды, тема не заслуживала бы внимания. Однако Мельник прямо говорит, что впервые услышал о религиозной природе коммунизма от князя Сергея Оболенского — французского иезуита русского происхождения, занимавшего видное положение в ватиканской организации «Руссикум». Именно Оболенский привлек двадцатилетнего Мельника к работе в сформированной «Руссикумом» группе, которую сам Мельник называл «чем-то вроде русского отдела ватиканской разведки». Какие задачи решал Ватикан с помощью этойнебольшой группы? В частности, «пытался постичь суть коммунизма, который был врагом католической церкви».

Оболенский учил своего юного коллегу аналитическому, не замутненному ненавистью взгляду на предмет, суть которого предстояло постичь. Усвоил ли ученик этот урок? До некоторой степени. Мельник утверждает, что его не зашкаливало от ненависти к коммунизму и ко всему советскому, как многих эмигрантов. «К «гомо советикус», как этому учил Сергей Оболенский, я относился как ученый…»

Что же анализировали «ученый» и его коллеги по «русскому отделу»? Нельзя отказать противнику в верном чутье: иезуитов интересовали истоки коммунизма, глубинная преемственность между СССР и досоветской Россией. Возможно, толчком к исследованиям в данном направлении послужила книга Николая Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», вышедшая в 1938 году. (Она была опубликована на немецком — но для перешедших в католицизм высокообразованных представителей русской эмиграции калибра Сергея Оболенского знание нескольких иностранных языков было нормой.)