Суть дела - [53]

Звонит телефон, избавляя меня от неудержимых мыслей и неразвернутого батончика «Твикс». Я вижу, что это Ник, и поспешно отвечаю.

— Привет! — здороваюсь я с таким чувством, будто мы не разговаривали несколько дней.

— Привет, дорогая, — отвечает он. — Как все прошло вечером?

— Было весело, — говорю я и пересказываю основные моменты — как Фрэнк все время повторял: «Угости или угости», — а Руби напоминала ему, чтобы он благодарил, как гордилась всякий раз, получая комплименты от старших девочек по поводу своего костюма. — Но, конечно, без тебя было совсем не то. Нам тебя не хватало.

— Я тоже скучал, — говорит он. — По всем троим.

Я откусываю маленький кусочек от батончика, зная, что попалась на этом роковом, первом кусочке.

— Ты едешь домой?

— Скоро.

— Как скоро?

— Очень скоро. Но не жди меня...

Я глотаю шоколад с чувством разочарования и проигрыша, на смену которым приходит стыдливое облегчение, что никто не видит сейчас выражения моего лица, когда я даю отбой, приканчиваю шоколадный батончик и иду спать одна.

ВЭЛЕРИ: глава двадцатая

Вэлери понимает, что в день Хеллоуина попала в беду. В глубине души она знает, что позвонила Нику не только чтобы услышать его голос, но и оставить ему свой номер. И он настоял на участии в вечеринке, прибыв в полном костюме Дарта Вейдера. А потом долго оставался в их комнате, после того как Чарли уснул. Они оба потеряли счет времени, а он все стоял, прислонясь к подоконнику и разговаривая вполголоса. Разумеется, все эти моменты были признаками той беды, она это поняла на следующее утро, когда прокрутила в голове события минувшего вечера.

Но уверенность пришла, когда Ник позвонил ей по пути домой, чтобы сказать «еще одну вещь». Это было по поводу Чарли, но все профессиональные предлоги были сведены на нет временем звонка, и разговор не закончился, когда одну вещь они обсудили. Нет, они продолжали говорить, пока он не остановился у своего дома полчаса спустя.

— Веселого Хеллоуина, — прошептал он в телефон.

— Веселого Хеллоуина, — прошептала она в ответ.

Затем заставила себя нажать на клавишу отбоя со смешанным чувством печали и вины, представляя дом Ника и трех человек в этом доме. Тем не менее в тот вечер она легла спать с надеждой, что утром он ей позвонит.

* * *

И он сделал это. А затем каждый следующий день за исключением тех, когда она звонила ему первая. Они всегда начинали разговор с обсуждения графта Чарли, или обезболивающих лекарств, или его настроения, но всегда заканчивали еще одной вещью и часто еще одной вещью после этого.

И вот, шесть дней спустя, телефон звонит снова.

— Ты где? — начинает он, больше уже не называясь.

— Здесь, — отвечает она, глядя на спящего Чарли. — В палате.

— Как он?

— Хорошо... спит... А ты где?

— В пяти минутах ходьбы, — говорит Ники и беседует с ней, пока она не слышит его голос в коридоре.

— Привет, — заканчивает он, появляясь из-за угла, опуская в карман блэкберри и широко улыбаясь, как после шутки, известной только им двоим.

— Привет! — отвечает Вэлери, чувствуя, что и сама улыбается, охваченная радостью.

Но после десяти минут легкой болтовни лицо Ника мрачнеет. Сначала Вэлери волнуется, все ли в порядке с графтом Чарли, но потом осознает: дело как раз в обратном, просто Чарли пора домой. Она вспоминает слова Ника о том, что новой коже потребуется около недели, чтобы прижиться, вспоминает, как он смотрел ей прямо в глаза, словно ручался за это. И все равно Вэлери испытывает потрясение и подавленность, как будто никогда не думала о приближении этой минуты.

— Сегодня? — спрашивает она с трепещущим от страха сердцем и со стыдом осознает, что не хочет ехать домой. Она говорит себе, что это только из-за места, в больнице надежнее, но в глубине души знает: дело не только в этом.

— Завтра, — отвечает Ник, и на лице его мелькает выражение, говорящее Вэлери, что и он чувствует то же. Но Ник быстро возвращается к медицинскому аспекту, рассказывает о ходе выздоровления Чарли и лечении, и излагает свой долгосрочный хирургический и ближайший план амбулаторного лечения, сыплет инструкциями и заверениями.

— Примерно через неделю он сможет пойти в школу. В идеале ему по-прежнему нужно носить маску около восемнадцати часов в день. Но изредка ее можно снимать... конечно, если только он не занимается спортом и подобными вещами... И спать он тоже должен в ней. Аналогичное и в отношении шины на руке.

Сглотнув подступивший к горлу комок, Вэлери кивает с вымученной улыбкой.

— Это прекрасно. Прекрасная новость, — говорит она, чувствуя себя, безусловно, плохой матерью, которая встретила подобное сообщение отнюдь не безграничной радостью.

— Я знаю, это страшно, — говорит Ник. — Но он готов.

— Понимаю, — откликается Вэлери и до боли закусывает губу.

— И ты тоже, — так убедительно говорит он, что Вэлери почти верит ему.

На следующий день, получая бумаги и собирая вещи, Вэлери вспоминает, как она в первый раз уходила из больницы с Чарли, когда ему было всего три дня от роду. Сейчас она испытывает то же чувство неминуемой неудачи, боится, что окажется несостоятельной, как только останется дома одна с ребенком. Смягчает ее волнение только ощутимое возбуждение Чарли, который носится по коридору, раздавая всем самодельные открытки, которые он разрисовывал прошлым вечером. Всем, кроме Ника, которого нигде не видно.