Суть дела - [111]

ТЕССА: глава сорок пятая

Вернувшись домой из книжного магазина, я нахожу мать сидящей на диване. Она читает журнал и ест шоколадные конфеты «Годива».

Я сажусь рядом с ней, придирчиво выбираю темную, в форме сердечка конфету.

— Нет, ты посмотри на меня, — говорю я, — злая домохозяйка поедает шоколад.

Мама издает смешок, потом, быстро посерьезнев, спрашивает, как все прошло.

Я пожимаю плечами, давая понять, что не хочу обсуждать все чудовищные подробности, но потом говорю:

— Она оказалась не такой, как я ожидала.

— Они всегда не такие, — с тяжким вздохом замечает мама.

Еще минуту мы молча едим, потом мама продолжает свою мысль:

— Но ведь дело, в сущности, не в них, не так ли?

— Да, — соглашаюсь я, поняв, что наконец-то могу освободиться от одержимости другой женщиной после встречи с ней, — действительно, не в них.

Мамино лицо проясняется, словно в приятном предвкушении моего грядущего прорыва. Затем, украдкой глянув на меня, она сообщает, что забирает детей в Нью-Йорк на выходные, она уже обсудила это с моим братом.

— Тебе нужно время для себя, — говорит она.

— Нет, мама. Для тебя это слишком большая нагрузка, — возражаю я, представляя, как она намучается в поезде с Руби и Фрэнком.

Она качает головой и настаивает: у нее все под контролем, и Декс встретит ее на Пенсильванском вокзале, чтобы ей не пришлось добираться по городу одной.

Я опять начинаю протестовать, но она обрывает меня:

— Декс уже сказал Джулии и Саре, что на выходные к ним едут их двоюродные брат и сестра. И Руби и Фрэнку я тоже сказала. Мы ведь не можем разочаровать детей, как по-твоему?

Прикусив губу, я уступаю.

— Спасибо, мама, — говорю я с ощущением близости к ней, какой давно не испытывала.

— Не благодари меня, милая. Я просто хочу, чтобы ты это сделала. Ты должна прямо взглянуть всему этому в лицо и решить, как тебе нужно поступить.

Я киваю, по-прежнему в страхе и по-прежнему очень злая, но наконец-то почти готовая.

На следующее утро, после отъезда мамы с детьми в Нью-Йорк, я сижу у себя на кухне, пью кофе, лихорадочно сознавая, что зацепиться больше не за что. Нет ни родных, с кем можно поговорить, ни мнений, которые можно собрать. Нет ни открытий, которые можно сделать, ни фактов, которые можно обнаружить. Время поговорить с Ником. Поэтому я беру телефон и звоню своему мужу, с которым прожила семь лет, нервничая при этом больше, чем накануне вечером, когда звонила совершенно незнакомому человеку.

Он отвечает сразу же, немного задыхаясь, как будто ждал звонка именно в этот момент. На мгновение у меня даже закрадывается мысль, не подготовила ли его моя мать или Вэлери.

Но когда он спрашивает, все ли в порядке, я слышу его сонный голос и понимаю, что, видимо, разбудила его, только и всего.

— У меня все отлично, — говорю я и, сделав глубокий вдох, заставляю себя продолжать, невольно рисуя его себе, без рубашки, в постели, в которой он спал все эти недели. — Я просто хочу поговорить... я готова поговорить. Ты можешь приехать домой?

— Да, — отвечает он. — Я сейчас буду.

Через пятнадцать минут он стоит на крыльце и стучит в дверь собственного дома. Я открываю и вижу его — небритого, с затуманенными глазами, в старых хирургических брюках и выцветшей бейсболке.

Я впускаю Ника, избегая встречаться с ним взглядом, и бормочу:

— Ты ужасно выглядишь.

— Ты выглядишь прекрасно, — говорит он со своей обычной искренностью, хотя на мне джинсы и футболка, а волосы еще не просохли после душа.

— Спасибо, — отвечаю я и веду его на кухню, занимаю свое обычное место за столом и указываю ему на его место, напротив меня.

Он садится, снимает бейсболку и бросает ее на стул Руби. Затем проводит рукой по волосам — такими длинными я их никогда у него не видела.

— Я знаю. Знаю, — замечает Ник, — мне нужно подстричься. Ты так неожиданно меня вызвала...

Я качаю головой, давая понять, что его ухоженность — последняя из моих забот, затем разом выкладываю:

— Я виделась с ней вчера вечером. Я ей позвонила. Мне нужно было ее увидеть.

Хмурясь, Ник почесывает подбородок.

— Я понимаю, — говорит он, а потом резко пресекает любые свои вопросы, хотя видно, что это стоит ему определенного усилия.

— Она была мила, и я не испытываю к ней ненависти.

— Тесса, — произносит он, взглядом умоляя меня прекратить.

— Нет. Она была... Она была и честна. Не пыталась ничего отрицать, хотя я ожидала другого... Между прочим, она прямо призналась, что влюблена в тебя, — продолжаю я, не совсем понимая, дразню ли его, наказываю или просто говорю правду. — Ты это знал? Уверена, она и тебе говорила...

Он качает головой, трет глаза ладонями и отвечает:

— Она в меня не влюблена.

— Была влюблена.

— Нет. Никогда не была.

— Она сказала мне это, Ник, — настаиваю я; мой гнев ежесекундно то ослабевает, то нарастает от каждого его слова, от каждого мимолетного выражения лица.

— Она думала, что влюблена, — говорит он. — Но... она не была. Любовь не так действует.

— В самом деле? А как она действует, Ник?

Он встает, пересаживается на стул Фрэнка... оказывается теперь рядом со мной и тянется к моей руке. Я качаю головой, отказывая ему в этом, но когда он предпринимает новую попытку, я с неохотой поддаюсь, и от его прикосновения на глазах у меня выступают слезы.