Существует ли русская нация и почему Россия отстала от Европы - [24]
К 988 году Византия стала, по-видимому, относиться к Руси много серьезнее, чем во времена Ольги. Уже случилась длительная война со Святославом, который вообще мечтал о переносе центра своей державы в Переяславец на Дунае, в опасное соседство с Константинополем. Да и внутреннее положение в самой Византии было критическим, так что в 988 году базилевс просит Владимира прислать варяжскую дружину для подавления мятежа. В награду вместе с христианством Владимир получает еще и женщину — порфирородную сестру императора Анну. Для Византии последнее обстоятельство, возможно, было уже некоторым перебором, но сам по себе этот перебор свидетельствовал, что Русь Владимира Святославовича была Византии необходима: из стана варваров-врагов, вьющихся шакалами по ее границам, Русь перевели в разряд варваров-друзей.
Западники нередко говорят о пагубных отличиях православия от католицизма, но с тем же успехом можно сравнивать эти конфессии с буддизмом и сетовать на то, что Русь, не приняв буддизм, осталась там, где осталась. Православие, как и католицизм, одинаково опираются на античное культурное наследие, их догматика и мистика не могут быть поняты без глубокого знания философии Аристотеля, Платона и неоплатоников, античных аскетических практик и этических учений. Естественно, в Византии существовала прекрасная академическая традиция, много превосходившая каролингскую и оттоновскую, если говорить о времени крещения Руси, предполагавшая глубокое изучение и грамматики, и риторики, и философии, и математики, и античной литературы. С самого начала интеллектуальный труд был важнейшим социальным лифтом, уже хотя бы потому, что Восточно-Римская империя, как собственно Рим вообще, была бюрократическим государством. И блестящие карьеры, на светском и духовном поприще, для хорошо образованных простецов здесь всегда были нормой.
Поэтому православие Византии отнюдь не было темным. Проблема совсем в другом. Кроме собственно православия Русь почти ничего из Византии не взяла. Ни кодекса Юстиниана — вершины римской правовой культуры, ни системы образования, ни философской или хотя бы теологической традиции, ни светской языческой литературы. Богослужение, каноническое право, общие принципы храмовой архитектуры и иконописи — вот и все, что Россия заимствовала у Византии. Доцент Шпет полагал, что виновниками столь малого влияния Византии на Русь были Кирилл и Мефодий, создавшие славянскую письменность. Если бы не они, Русь приняла бы православие на греческом, а через него приобщилась бы ко всей полноте византийской традиции: «Какое у нас могло бы быть Возрождение, если бы наша интеллигенция московского периода так же знала греческий, как Запад — латинский, если бы наши московские и киевские предки читали хотя бы то, что христианство не успело спрятать и уничтожить из наследия Платона, Фукидида и Софокла». Антихристианский пафос Густава Густовича Шпета следует списать на год издания этой работы — 1922-й. Впрочем, его все равно расстреляют в 1937 году.
Могла ли Русь принять греческий язык вместе с православием, как приняли латынь варвары Западной Европы? Я считаю это невероятным. Византия, которая вела жесткую борьбу со славянами, вовсе не помышляла о том, как бы лучше передать им свою правовую культуру в купе с античным наследием. Ее интересовало максимально быстрое распространение христианства среди варваров, с тем чтобы превратить их в договороспособных соседей, разделяющих с ними приблизительно одни ценности. Для этого греческий был только препятствием, нужно было создать письменность, фонетически и грамматически близкую славянам. Как помним, латынь сделалась господствующим языком средневековой Европы только потому, что варваров, расселившихся на территории Западно-Римской империи, было существенно меньше, чем римлян. И только затем этот язык стал важнейшим элементом культурной инфраструктуры, с помощью которой осуществлялась интеграция неримских земель Западной Европы в католическую церковь и различные политические союзы средневековья.
Для Руси, даже после принятия христианства, Византия была не менее далека, чем Запад, так что Сумароков имел все основания писать в XVIII веке: «До времени Петра Великого Россия не была просвещена ни ясным о вещах понятием, ни полезнейшими знаниями, ни глубоким учением; разум наш утопал во мраке невежества… Вредительная тьма приятна была, и полезный свет тягостен казался».
Изучение сохранившихся рукописей Древней Руси говорит о крайне избирательном подходе к византийскому наследию. Из 498 славяно-русских рукописей XI–XIII веков, находящихся в книгохранилищах страны, на списки Евангелия и Апостола приходится 158 единиц, на Минеи — 66, на Триоди — 30, на литургические тексты других типов, кондакари и прочее — 89, на копии Псалтыря — 16, на рукописи Паремейника (сборник чтений из Библии и житий) — 12, на ветхозаветные книги — 4, на Апокалипсис — 1; всего 376 библейских и богослужебных текстов, или 75,5% от общего числа дошедших до нас памятников. О рецепции римского права на Руси известно мало, однако очевидно, что все оно было сужено до вопросов, имеющих отношение к жизнедеятельности церкви. В основном те или иные новеллы императоров, Эклога и Прохирон (сжатые справочники по законодательству) публиковались в комплексе с Номоканоном, изложением церковного права, и некоторыми другими текстами под названием «Кормчая книга». От домонгольской Руси осталось всего три таких «Кормчих».
