Существование Бога - [167]

Я считаю самоочевидными наши обычные критерии подтверждения чего-либо (то есть повышающие вероятность чего-либо или показывающие, что нечто является необходимым) – критерии, которые кажутся нам интуитивно правильными. Моя задача состояла в том, чтобы применить эти критерии к исследованию вероятности теизма. Я вывел эти: обычные критерии: из размышлений: над тем, что мы обычно считаем истинным в науке, истории и других сферах рациональности. К примеру, я настаиваю на том, что вероятность истинности теории напрямую связана с ее простотой: чем проще теория, тем выше вероятность, что она истинна. Я достиг этого заключения, рассматривая примеры из науки и других областей, когда мы считаем вероятность теории h выше вероятности другой теории равного охвата (то есть дающей нам примерно такое же количество информации о мире) h₂, причем обе они с равным успехом прогнозируют наблюдаемые нами феномены [P(e|h₁&k) = P(e|h₂&k)], но h₁ проще, чем h₂ (например, по количеству сущностей или: по числу математических отношений между этими постулированными сущностями). Исследование того, что нам кажется интуитивно правильным в случаях, когда данные подтверждают какую-то теорию, или подтверждают одну теорию больше, чем другую, позволяет нам экстраполировать эти критерии и применять их по отношению к гипотезе теизма. Это как раз то, что дает возможность судить о том, что может служить подтверждением теизма. Однако, когда мы обращаемся к вопросу обоснования того, почему одна гипотеза скорее вероятна, чем нет, возникает нехватка подходящих примеров из области науки и тех областей, откуда экстарполировались эти критерии.

Безусловно, есть случаи, когда интуитивно ясно (и почти все будут согласны в таких случаях), что свидетельство делает гипотезу чрезвычайно вероятной или чрезвычайно невероятной, по меньшей мере, когда эта гипотеза относится к конкретному случаю прошлого или будущего возникновения того или иного феномена. Согласно доступным для нас свидетельствам, чрезвычайно вероятно, что солнце снова взойдет через следующие двадцать четыре часа, что мой рабочий кабинет не исчезнет внезапно, что действительно существовала Римская империя и т. д. Присяжные считают подсудимых виновными, когда свидетельства «вне всяких сомнений» указывают на их вину. Точно так же есть случаи, когда гипотезы являются совершенно невероятными. Но вот когда мы находимся где-то на границе между вероятным и невероятным, тогда уже возникает нехватка примеров: примеров такой гипотезы, которая бы казалась интуитивно более вероятной, но и не была бы при этом чрезвычайно вероятной, или гипотезы, которая была бы менее вероятной, не будучи при этом совершенно невероятной. Если существуют серьезные сомнения относительно, скажем, какого-нибудь исторической теории, очень немногие историки будут считать эту теорию истинной. И если есть серьезные сомнения относительно точности прогнозов научной теории, очень немногие ученые будут считать, что вероятность истинности этих прогнозов высока. Та же самая ситуация, и даже еще худшая, возникает, когда мы имеем дело не с гипотезами относительно конкретных прошлых или будущих событий, а с универсальными научными теориями, то есть теориями пространства и времени, в том числе и теориями, оперирующими понятием бесконечности. Истинна ли квантовая теория? Или общая теория относительности? Ответ не очевиден.

Некоторые философы утверждают, что все универсальные научные теории имеют нулевую вероятность относительно любых данных. Однако нет убедительного доказательства этого утверждения и, похоже, что оно идет вразрез с тем, что обычно говорят сами ученые относительно научных теорий. Большинство ученых XVIII в. полагали, что относительно тех данных, которыми располагал Ньютон, истинность теории гравитации была чрезвычайно высока. Возможно, сегодня большинство ученых согласятся с тем, что относительно тех данных, которыми они сейчас располагают, квантовая теория, вероятно, истинна. Более того, почти все ученые готовы согласиться с тем, что среди теорий, совместимых с этими данными, истинность каких-то более вероятна, чем истинность других, и часто бывает, что какая-то одна теория более вероятна, чем все остальные. Однако очевидно, что одна теория может быть вероятнее другой только в том случае, если она не обладает нулевой вероятностью. Почти все ученые утверждают, что убеждены в истинности квантовой теории, и что данные указывают скорее на ее истинность, чем ложность. Кроме того, можно быть убежденным в чем-то только в том случае, если вы также убеждены в том, что это не может быть абсолютно невозможным (иными словами, если вы убеждены в том, что вероятность этого не равна нулю), и вы можете считать, что данные указывают скорее на истинность, чем ложность теории только в том случае, если относительно этих данных вы считаете эту теорию более вероятной, чем нет. По-видимому, разговор о вероятности: научных теорий должен соответствовать тому способу, которым мы обычно ведем разговор об этих вещах¹.

Мэри: Хессе² утверждает, что хотя ученые и рассуждают о вероятности научных теорий, эти рассуждения не следует понимать буквально. Разговор о вероятности научной теории скорее нужно вести как разговор о теории, вероятно действительной для нашей пространственно-временной области. Однако позитивная часть ее аргументации является очень краткой и апеллирует главным образом к утверждению, что «нет разумных оснований полагать, что любое законоподобное обобщение… современной или будущей: науки останется навсегда безусловно истинным во всех случаях»