Суровые времена - [10]

Могаба посмотрел мне в глаза. Ему нужна была помощь Гоблина и Одноглазого, однако гордость не позволяла просить о ней. Он, помнится, высказывался в том духе, что волшбы не потерпит, потому как ей в Черном Отряде – не место. Колдовать – подло, бесчестно, и потому подобает лишь мошенникам. Настоящий мужчина не может лгать. Все это он втолковывал, в частности, нашей парочке клоунов всякий раз, когда видел их. И даже сулил им немалые выгоды в случае, если они оставят «его» Отряд.

Значит, помощи? Ну не забавно ли – какую гибкость приобретает человек, когда само разрушение заглядывает в глаза?

Хотя Могаба никогда не просил о колдовской помощи впрямую…

В общем, я не стал тянуть кота за хвост. И вообще-то привычки такой не имею, а тут вдобавок надеялся, что именно от этого его и передернет.

– Все мы, – сказал я, – сделаем все, на что способны.

Могаба моргнул. Среди множества качеств, не приличествующих воину-нару, значится и красноречие. На каком бы языке он ни изъяснялся.

Хорошо, что говорили мы на берилльском диалекте. Дискуссия наша длилась достаточно долго, и таглиосские офицеры уже начали сомневаться в кратком переводе Зиндаба. Мы всегда старались являть внешнему миру одно-единственное выражение лица. Это было особенно важно в отношениях с нанимателем. Потому что у этих господ в обычае – заранее вычислять, каким образом использовать нас, как только мы спасем их царственные задницы.

Считая братьев, принявших присягу с тех пор, как мы явились в этот «благословенный» край, а также наров и Старую Команду, нас сейчас шестьдесят девять человек. Главная защита Деджагора – десять тысяч плохо обученных таглиосских легионеров, какое-то количество бывших тенеземских рабов, хотя и добровольцев, но ни на что путное не годных, да немного джайкури, от которых пользы еще меньше. И с каждым днем они здорово убывают в числе. Старые раны и новые хвори прорежают наши ряды едва ли не быстрее атак неприятеля.

Могаба наградил меня легким поклоном – так у него выглядит выражение благодарности. Открыто благодарить не стал.

Зиндаб с Очибой, сдвинув головы, обсуждали только что полученные донесения.

– Времени на разговоры не осталось, – объявил Зиндаб. – Они вот-вот пойдут на штурм.

Говорил он по-таглиосски. Он, в отличие от Могабы, постарался освоить язык как следует. Теперь бьется в попытках понять культуру и образ мышления нескольких таглиосских народов – хотя они, на мой взгляд, диковаты.

– Тогда идемте по местам, – сказал Могаба. – Если не хотим разочаровать Тенекрута.

Вот он каков, Могаба, – любуйся, кто хочет. Он прямо-таки рвался в бой. Возбуждение его достигло невыразимых пределов. Ему не терпелось посмотреть, как его тактика поможет снизить наши потери.

Я вышел, не сказав ни слова. И не дождавшись команды.

Могаба знает, что я не считаю его капитаном. Как-то случилось нам об этом поговорить. Я не признаю его капитаном до голосования по всей форме. Хотя сам он, подозреваю, выборов не жаждет, боясь, что популярность его до капитанского уровня не дотягивает.

И я выборов торопить не стану. Старая Команда может выбрать меня, а мне такая работа не желательна. Не подхожу я для нее, не могу я вести за собой! Я, черт подери, даже с Анналами с трудом справляюсь. В голову не идет, как это Костоправ успевал, занимаясь ими, еще и прочие дела решать? До своего участка стены я бежал.

12

Что-то, взявшееся невесть откуда, не видимое никому более, похожее на молчаливый смерч из тьмы ночной, нагнало меня и поглотило. Вцепилось в душу мою, рвануло, и я понесся во тьму. Хозяин Теней вернулся…

Но зачем ему я? Есть ведь и менее приметные…

13

Меня властно призывали куда-то, и я боролся, но не мог противостоять.

Я ничего не понимал. Никакого представления не имел, что происходит. Клонило в сон… Может, все это – просто с недосыпу?

Затем чей-то голос, казавшийся смутно знакомым, назвал меня по имени.

– Мурген! Мурген, возвращайся! – Тут меня бросило в сторону, словно бы от удара, но я не почувствовал. – Давай, Мурген! Напрягись!

Что?

– Возвращается. Возвращается!

Я застонал, что, судя по новой вспышке радости, было немалым успехом.

Я застонал снова. Теперь я знал, кто я такой, однако – где я, зачем, и чей это голос…

– Да встаю, – хотел было сказать я, – встаю, черт бы вас побрал!

Наверное, снова учения… Я попробовал встать, но мускулы отказались поднимать тело. Совсем одеревенели. Меня подхватили под руки.

– Ставь на ноги, – сказал другой голос – Пусть пройдется.

– Надо бы найти способ предотвращать такие приступы еще до начала, – откликнулся первый.

– С удовольствием выслушаю любые идеи.

– Но это ж ты у нас лекарь…

– Да не хворь это, Гоблин. А волшебник у нас – ты.

– Так это и не колдовство, командир.

– Тогда что же это за чертовщина?

– О подобном я даже никогда не слыхал.

Меня поставили на ноги. Колени подогнулись, однако ребята не дали мне упасть.

Приоткрыв один глаз, я увидел Гоблина и нашего Старика. Но Старик же мертв… Я шевельнул для пробы языком.

– Похоже, я вернулся.

На этот раз слова выговорились, хоть и с трудом, но разборчиво.

– Вернулся, – подтвердил Гоблин.

– Помоги ему идти.

– Да не пьян же он, Костоправ! Он здесь, в полном сознании. Справится и сам, никуда не денется. Ведь так, Мурген?