Суровые дни - [19]
— Спорить не хочу. Кто прав, покажет будущее. — Сенцов встал, резко отодвинув табуретку. — Можешь, Прохор, дальше не говорить. Твоя позиция ясна. Ты на стороне тех, что хотят выбросить рабочих на улицу! — Сенцов обратился ко всем: — Товарищи, кто солидарен со мной — пошли! Здесь нам не место! — И, не став одеваться в комнате, схватил пальто, шапку и ушел.
Пятишин поспешил вслед за ним. В дверях задержался и, обернувшись, зло сказал:
— Повыбирали ругателей всяких в комитет! Хватит с меня унижений!
— Уходи! Воздух чище будет! — крикнул Ляхин.
Пискунов пошел к вешалке.
— Ты куда, Илья? — спросил Прохор.
Пискунов остановился. Прижимая к себе тулуп, он дышал так, словно на него навалили непомерную тяжесть.
— Мы в пятом году вместе кровь проливали. Вроде как побратались. Горстка нас была. А сейчас? Республика своя, — тихо говорил Прохор, будто не с Пискуновым разговаривал, а сам с собой. — Власть теперь рабочая… Кому, как не нам, о судьбе рабочей думать? Но не так, как думает Сенцов, а в будущее заглядывая.
— Замолчи! — Пискунов тоскливо посмотрел вокруг и прошептал: — Без того тошно. — И, махнув рукой, закричал: — Пропади все пропадом!
Хлопнула дверь. Жалобно звякнула посуда в стеклянной горке.
— Еще кто уйти собрался? — спокойно спросил Прохор. Никто ему не ответил. — Товарищи! Вывезти оборудование завода решили не здесь, а в Москве…
— А всей контре, что по квартирам отсиживается да больными прикидывается, то же лекарство прописать, что Николашке Романову прописали! — закипятился Ляхин.
— Романов это Романов. А люди, Алексеич, разные, — возразил степенно Никита Черноусов. — А ты всех — ррр-аз! В одну кучу…
— Ну, зачем, голуба, всех… По выбору!
Все рассмеялись. А Ляхин неожиданно пропел:
Но тут дверь распахнулась — и стремительно вошел Таганцев. Его лицо раскраснелось, меховая доха была расстегнута. По всему видать — торопился.
Покинув утром управление завода, Ростислав Леонидович поехал в город. До этого ему не приходилось посещать находившиеся там советские учреждения. Тем более было затруднительно решить, куда обратиться по поводу злополучного приказа. Раньше у вокзала стоял пышноусый, важный городовой, у которого, конечно, можно было спросить любой адрес. Но городовые исчезли вместе со старыми порядками, и Таганцев, медленно поднимаясь по гористой улице, не знал, что же предпринять.
Внимательно присматриваясь к встречным прохожим, выбирал, кого бы попросить помочь отыскать нужное учреждение. Но все, кто проходил мимо, не устраивали Ростислава Леонидовича. Наконец, он увидел, как на другой стороне улицы из калитки вышла дама, держа на цепочке бульдога. Это была жена присяжного поверенного Дудника. Таганцев так стремительно подошел к даме, что бульдог, зарычав, рванулся, пытаясь схватить его за брюки. Когда дама успокоила собаку, Таганцев, извинившись, объяснил, что собственно нужно. Но дама прежде всего стала жаловаться. Прекратились громкие процессы, дававшие мужу крупные гонорары, и его заставляют выступать бесплатно, а в их квартиру вселили по ордеру семью чекиста. И теперь они живут как на вулкане.
Таганцев повторил вопрос. Дама посоветовала немедленно пойти в городской совет, помещающийся в бывшем губернаторском доме.
— Но предупреждаю… Антр ну суа ди! Там сидят одни разбойники. Берегитесь их! — Дама таинственно зашептала: — К счастью, осталось недолго терпеть.
В горсовете Таганцев переходил из комнаты в комнату, снова и снова объяснял причину посещения. Одни, едва только он начинал говорить, отсылали его «по инстанции» в соседний отдел; другие, выслушав, разводили руками, но на всякий случай рекомендовали обратиться к более влиятельному товарищу. Когда он безрезультатно обошел все отделы и, запутавшись, вернулся опять туда, куда заходил в самом начале, ему посоветовали с таким делом, негражданского характера, обратиться в штаб армии.
Штаб армии занимал особняк пароходчика. Аляповатая роскошь огромных комнат явно не вязалась с напряженной, по-военному суровой обстановкой.
Таганцев долго простоял возле окошечка дежурного. Беспрерывно звонил телефон. Дежурный куда-то отлучался. Приносили срочные пакеты… Наконец, дежурный выслушал Таганцева. Служебное удостоверение казенного завода сыграло решающую роль. Пропуск выписали к начальнику служебных перевозок Стогову.
Стогов был мил и любезен.
— Приказ подписан высшим начальством. Я только исполнитель. Могу посочувствовать, но помочь… Увы, гражданин Таганцев! Единственно, что посоветую, хотя, честно говоря, шансов на успех не вижу: обратитесь в губком партии. Все под ним ходим. Авось, там…
В губпарткоме шло экстренное заседание. Когда оно кончится, никто не знал. Но молоденькая девушка, печатавшая на машинке, была очень внимательна, даже помогла Таганцеву снять шубу.
— Подождите. Я доложу секретарю.
Таганцев сел возле дверей. Мимо проходили озабоченные люди. Из раскрывающихся дверей вырывались возбужденные голоса… Но вот Таганцева попросили зайти в кабинет. Ростислав Леонидович назвал свою фамилию. Один из присутствующих (Таганцев решил: самый главный) извинился, что заставили долго ждать.
В книге – впервые переиздаваемый после 1927 года роман малоизвестных советских авторов. Их герой Роман Владычин в наполеоновской Франции пытается преобразовать историю в соответствии со своими представлениями и идеалами.Название надо писать полностью заглавными буквами, чтобы соблюсти тройственную авторскую волю и не истолковать однозначно ту двусмыслицу, которая в нем заложена. Ведь «Бесцеремонный роман» – это была бы характеристика произведения, а «бесцеремонный Роман» – характеристика героя. Авторы хотят, чтобы оба смысла мерцали читателю то враздробь, то вместе, наш долг – уважать их желание.
Революционно-фантастическая повесть.Иллюстрации А. Литвиненко.Ленинград, Госиздат РСФСР, 1924 г.В том же, 1924 году, повесть печаталась под названием «Сорванец Джо» в ленинградско-московском издательстве «Книга». Текст в этом издании незначительно отличается от текста в книге «Универсальные лучи».
«Вулкан в кармане» Б. Липатова и И. Келлера — классическое произведение литературы «красного Пинкертона». Советский полпред-шпион Фокин, его подруга-белоэмигрантка, сыщики Штрук и Шерлок Пинкертон, иностранные банкиры и опереточные африканские дикари заняты поисками небывалой взрывчатки, попутно предоставляя авторам возможность вдоволь развлечься.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.