Суровая путина - [122]
Вдруг к нему подошел вчерашний знакомый оратор. Он как-то снисходительно хлопнул Анисима по плечу, сказал своим неприятно-резким голосом:
— Слыхал, товарищ? Речь Камкова это — настоящее глубокое понимание революционного процесса. Это — подлинно ваша, крестьянская программа.
Анисим порывистым движением сбросил с плеча узкую ладонь, остановил на лице своего противника сумрачный взгляд.
— Вот что, господин, — медленно заговорил он. — Вот этими руками я бил под Ростовом кадетов. Понял? И буду еще бить их и всех, кто с ними. И буду слушать того, кто скинул с меня атаманское да кожелупское ярмо… А ты не лезь! Отойди, говорю! — Анисим грозно блеснул глазами.
— Ослепленный вы, товарищ, — натянуто покривил губы эсер. — я знаю, как вы рубите топором там в станицах. Лес рубят — щепки летят, знаете. А за крик и угрозу можно вас и со съезда удалить. Могу вызвать коменданта.
— Попробуй! — еще грознее сдвинул брови Анисим и стал рвать кожаную покрышку кобуры.
На крик сбежались делегаты. Прибежал Павел Чекусов. Кто-то схватил Анисима за руку.
— Угомонись, станишник! Товарищи, разведите их!
— От-то, скаженный… — тянул Анисима в сторону Прийма. — И чого ты счепывся. Та нехай воны, шо хочут, то и кажуть. Я уже такый, що ихать да дому. Нехай им сатана!
Анисим все еще гневно озирался, кособочил чубатую голову. Ему хотелось еще что-то досказать, хотя он и чувствовал, что сказал самое важное…
В последующие дни съезда Анисим жил как в угаре.
Заседания часто прерывались — президиуму и делегатам приходилось решать боевые вопросы. Фронт приближался… Иногда заседания затягивались до полуночи. Анисим и Чекусов приходили на Темерник к Василисе Ивановне усталые и голодные. Они долго не могли уснуть, обсуждая все слышанное на съезде.
Утром, наскоро позавтракав, Анисим шел на заседание с острым желанием увидеть человека, который, как рулевой, вел съезд к одному маяку. Анисим с неослабной жадностью ловил каждое слово Серго.
Обстановка на фронтах тем временем становилась все напряженнее. Вместе с гайдамаками к Дону приближались немцы, несмотря на Брестский договор, вторгнувшиеся в пределы неокрепшей Советской республики. На третий день съезда белогвардейский отряд полковника Фетисова занял Новочеркасск и двинулся на подступы к Ростову. Многие делегаты взялись за оружие, ушли в бой…
Съезд вынужден был прервать работу. После избрания исполнительного комитета, оставив многие вопросы хозяйственного строительства неразрешенными, делегаты покинули зал съезда. Гул боев докатывался уже до предместий города. В ближайших станицах и хуторах бродили белогвардейские разъезды.
Не дождавшись утра, Анисим и Чекусов на дубе Федора Приймы уплыли домой в хутор.
В полночь в окно куреня казака Савелия Шишкина кто-то постучал. В глубине двора, захлебываясь, лаяли собаки.
Трусливый Савелий долго переговаривался с гостем через дверь:
— Кто такой?! Га? — с излишним усердием переспрашивал он. — Вот чортова псина брешет — ничего не слыхать… Цика! Будь ты проклята! Кто? Митрий Петрович?! Господи, помилуй! Да неужто батюшкин сынок? — ахнул Савелий и от испуга не сразу открыл дверь.
— Заходите, заходите. Откуда в такое время?
Дмитрий Автономов — это был он, — не отвечая хозяину, прошел в горницу, прошептал на ходу:
— Не шуми здорово… Я тайно… У тебя чужих нет?..
— Никак нет… Все свои…
Маленькая жестяная лампа дрожала в руках Савелия. При свете ее он с трудом распознал в приезжем щеголеватого подхорунжего. Одетый в рыбацкую фуфайку и ватные штаны, в сыромятных сапогах и треухе, он ничем не отличался от хуторских рыбаков.
— Обрядились-то вы как! — изумленно прошептал Савелий. — Вовек не узнал бы. Совсем обличие переменили.
— Тише. Я из Новочеркасска от самого атамана Краснова. Ты умри, будто нет меня у тебя, никому ни слова, понял?
— Слушаю, ваше благородие, — почтительно вытянулся Шишкин, выставив вперед желтоватую реденькую бородку.
Автономов опустился на стул, спросил:
— У батюшки все благополучно? Говори. Да потуши ты эту чортову лампу! Не нужна она совсем, — рассердился он.
Савелий поспешно задул огонь.
— У батюшки все как было, бог миловал. Потрепали его тут трошки за вашу милость, да старики вступились, отстояли. Благовещенскую литургию служили. Только убиваются за вами здорово.
— Погоди, — остановил Автономов. — Ты сначала выслушай, что я тебе скажу. Верные Тихому Дону казаки заняли столицу Войска Донского… Новочеркасск…
— Слава тебе, господи! — сморкаясь, всхлипнул Савелий.
— Я знаю тебя, Шишкин, — торопливо шептал Автономов. Я доверяю тебе и к первому к тебе заехал. Я знаю — в хуторе осталось немало верных Дону казаков.
— Множество таких, — выдохнул Савелий.
— Так вот, я приехал сюда, чтоб напомнить казакам и первому тебе о том, что генерал Краснов ждет верных своих сынов к себе.
Автономов даже в такой неудобный момент старался говорить высокопарно и торжественно. Савелий слушал почтительно.
— Надо собрать казачью сотню и отправить ее под Новочеркасск, в станицу Кривянскую, — шептал Автономов. — Там будет ожидать их моя сотня.
Савелий вздохнул:
— Много молодых казаков откачнулось, ваше благородие, с истинного пути.
К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.
Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Во второй том вошли рассказы и повести о скромных и мужественных людях, неразрывно связавших свою жизнь с морем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В третий том вошли произведения, написанные в 1927–1936 гг.: «Живая вода», «Старый полоз», «Верховод», «Гриф и Граф», «Мелкий собственник», «Сливы, вишни, черешни» и др.Художник П. Пинкисевич.http://ruslit.traumlibrary.net.
Поэт Константин Ваншенкин хорошо знаком читателю. Как прозаик Ваншенкин еще мало известен. «Большие пожары» — его первое крупное прозаическое произведение. В этой книге, как всегда, автор пишет о том, что ему близко и дорого, о тех, с кем он шагал в солдатской шинели по поенным дорогам. Герои книги — бывшие парашютисты-десантники, работающие в тайге на тушении лесных пожаров. И хотя люди эти очень разные и у каждого из них своя судьба, свои воспоминания, свои мечты, свой духовный мир, их объединяет чувство ответственности перед будущим, чувство гражданского и товарищеского долга.
Лев Аркадьевич Экономов родился в 1925 году. Рос и учился в Ярославле.В 1942 году ушел добровольцем в Советскую Армию, участвовал в Отечественной войне.Был сначала авиационным механиком в штурмовом полку, потом воздушным стрелком.В 1952 году окончил литературный факультет Ярославского педагогического института.После демобилизации в 1950 году начал работать в областных газетах «Северный рабочий», «Юность», а потом в Москве в газете «Советский спорт».Писал очерки, корреспонденции, рассказы. В газете «Советская авиация» была опубликована повесть Л.