Суриков - [61]

Каждая новая картина Ильи Ефимовича Репина (1844–1930) воспринималась русской интеллигенцией, всеми передовыми и прогрессивными людьми как огромное событие в истории русской и мировой культуры, как победа реалистического искусства. Разумеется, такое отношение к искусству Репина самых широких слоев демократической интеллигенции было вызвано не только смелой тематикой Репина, тем, что он изображал народ и революционеров, — это делали и другие художники-демократы, например Ярошенко. Широкую популярность среди демократической интеллигенции Репин завоевал необычайной силой и правдивостью своих образов, самобытностью и оригинальностью замыслов, величием и простотой воплощения всегда глубоких и демократических идей. С небывалой в изобразительном искусстве силой раскрывал он внутренний духовный мир своих современников. Репин совмещал в своем творчестве психологическую остроту с неподражаемым умением передавать и внешнюю, вещественную, материальную сторону действительности, эпический размах с тонким лирическим переживанием. В картине «Не ждали» Репин почти чеховскими приемами воссоздает психологическую атмосферу дома и семьи, когда нежданно-негаданно в комнату входит возвратившийся из далекой ссылки муж и отец. В репинских «Запорожцах» звучит гоголевский смех. Своею мощью, красочным звучанием эта картина напоминает «Тараса Бульбу».

Репинская живопись поражает необычайным богатством, многосторонностью, разнообразием сюжетов, тем, изобразительных приемов и средств. Из всех современников Репина только Суриков мог сравниться с ним самобытностью, глубиной замыслов, и идей, мощью характеров, богатством и разнообразием палитры.

Картины Репина были подлинным откровением, глубоким раскрытием действительности и постижением быта, нравов, характеров, типов современной им эпохи.

И. Н. Крамской писал В. В. Стасову:

«Репин обладает способностью сделать русского мужика именно таким, каким он есть… Даже у Перова мужик более легок весом, чем он есть в действительности; только у Репина он такой же могучий, как он есть на самом деле».

Эти замечательные по своей наблюдательности и точности слова Крамского о Репине могут помочь глубже понять особенности некоторых образов Сурикова.

Эскизы и эпизоды к картине «Покорение Сибири» дают подлинное представление о народных характерах и типах, таких же могучих, «как на самом деле».

Суриков, в сущности, делал то же самое, что Репин и многие передвижники, но другими средствами. Изображая прошлое, он глядел в будущее. Отметая все временное, отжившее, он утверждал то, что свойственно русскому народу, творившему историю, — величие суровых характеров и замечательных дел простых русских людей.

* * *

Длительные поездки необычайно обогащали опыт художника. Перед ним раскрывалась жизнь, нравы, характеры, судьбы людей, Во время длинного пути в Сибирь Суриков встречал не только «натуру», прототипов будущих полотен, но и тех людей, для которых он писал. О них Суриков не забывал никогда. Отзыв о его работах простого, не искушенного в живописи зрителя был для него не менее дорог, чем отзыв квалифицированного критика, знатока. И особенно радостно было Сурикову познакомиться с людьми, которые знали и ценили его картины, в пути, вдали от культурных центров, где-нибудь в глуши.

Однажды Суриков в таежной сибирской деревушке встретился с высланной учительницей. Эта встреча запомнилась художнику на всю жизнь.

«Ехал по настоящей пустыне, — рассказывал он много лет спустя. — Доехал до реки, где, говорили, пароход ходит. Деревушка — несколько изб. Холодно, сыро. «Где, спрашиваю, переночевать да попить хоть чаю?» Ни у кого ничего нет. «Вот, говорят, учительница ссыльная живет, у нее, может, найдете». Стучусь к ней. «Пустите, говорю, обогреться да хоть чайку согреть». — «А вы кто?» — «Суриков, говорю, художник». Как всплеснет она руками. «Боярыня, говорит, Морозова? Казнь стрельцов?» — «Да, говорю, казнил я стрельцов». — «Да как же это так, и здесь?» — «Да так, говорю, и тут как тут». Бросилась она топить печь, мед, хлеб поставила, а сама и говорить не может от волнения. Понял и я ее и тоже вначале молчал. А потом за чаем как разговорились, как начала она расспрашивать, просит: «Говорите все: и какие дома в Петербурге и в Москве, и как улицы называются, и кто жив и кто умер. Я, говорит, ничего не слышу и ничего не вижу. Живу за тысячи верст от центров, от жизни». Спать не пришлось: проговорили мы до утра. Утром подошел пароход. Сел я на него, а она, завернувшись в теплую шаль, провожала меня на пристань. Пароход отошел, утро серое, холодное, сибирское. Отъехали далеко-далеко, а она, чуть видно, все стоит и стоит одна на пристани».

* * *

Но вот позади трудный и долгий путь по Сибири, дни напряженных исканий. Суриков снова в Москве, у своего холста.

Что делать с такой огромной картиной? Как распорядиться с полотном в крошечной квартирке на Долгоруковской улице? Приходится закатывать высохшие края картины в трубку, а чтобы увидеть все полотно, воспринять целое, нужно ставить картину по диагонали — мешают стены. Пришлось на время переселиться в просторный запасный зал Исторического музея…