Супруги Голон о супругах Пейрак - [5]

Шрифт
Интервал

А как современно звучат раздумья героини о том, что в истинную причину ее опоздания в Версаль — поломку кареты — никто не поверит, поскольку все используют эту отговорку при опозданиях!

Примеров можно привести множество, но, думается, сказанного достаточно, чтобы сделать вывод о живости, неоднозначности как самой героини, так и всего произведения Голон в целом.

Что же касается его социального значения, о котором упоминал, говоря об авантюрном романе М. Левидов...

Вторая мировая война и оккупация Франции, справедливо названные де Голлем в упомянутой речи в Байе «неслыханными испытаниями», способствовали росту национального самосознания. После войны возникает движение, подобное возникшему в XIX веке «фелибрижу»[14].

Тогда, в 1870 году, был организован в Монпелье издающийся поныне журнал «Обозрение романских языков», специализирующийся на изучении южнофранцузских диалектов. И в начале пятидесятых годов нашего века делаются попытки объединить литературные силы Прованса, появляются новые журналы.

Ученые и поэты группировались вокруг Института по изучению Прованса с центром в Тулузе.

С другой стороны, в 1955 году выходит книжка французского историка Фернана Ниэля «Альбигойя и катары», утверждавшая, что «альбигойцы были анархистами, угрожавшими обществу», что их «истребление спасло человечество»[15]. То есть, оправдывалось кровавое злодеяние крестоносцев, уничтоживших в XIII веке цветущий край, разоривших Тулузу, гордость французского Юга.

Могла ли южанка Симона Шанжё — Анна Голон остаться равнодушной к этой общественной борьбе?

Нет, конечно. И, чтобы объяснить читателю свою в том убежденность, позволю себе некоторый исторический экскурс.

Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.3

Вспомним, что такое юг Франции. «Юг помпезный, классический, театральный, обожающий зрелища, костюмы, подмостки, пышные султаны, фанфары и знамена, плещущиеся на ветру... Юг… с его красноречием, ... с его короткими и страшными вспышками гнева... А главное, с его воображением — оно является самой характерной чертой тамошней породы людей», как писал о нём Альфонс Доде, сам уроженец южного Нима[16].

Сравнительно недавние археологические исследования указывают на то, что культурные традиции этой местности восходят к палеолиту, когда были созданы, например, женские фигурки, найденные на территории климатического курорта Ментоны, или неолиту, о чем свидетельствуют менгиры[17] Лангедока.

А за 600 лет до нашей эры на южном побережье Прованса высадились греческие колонисты из Фокеи. Когда их прекрасный, с двумя превосходными гаванями, храмами и дворцами город был захвачен персами, фокейцы не пожелали им повиноваться, сложили на корабли свои сокровища и вместе с семьями отправились к берегам Галлии, куда и до того уже доходили их галеры. В Фокею они пообещали вернуться лишь тогда, когда всплывет железо, потопленное ими у её берегов при отплытии.

В основанную ими Массалию, как назвали они будущий Марсель, фокейцы привезли священный огонь, зажжённый от общественного очага на их родине. Неустанный труд колонистов способствовал развитию в Массалии науки и искусства. В III веке до н. э. жители Массалии подстрекали Рим к войне с Карфагеном — главным соперником греческой колонии в торговле. Во II веке — к войне с лигурами и кельтами. В результате тесных контактов с Римом выработалось римское название города — Массилия. А говорило население Прованса на трёх языках: греческом, латинском и галльском. Много нового в язык Галлии привнесло завоевании её франками, язык которых, соединившись с латынью, образовал романский язык. С развитием феодализма, означавшего торжество местных начал, увеличивалась разница между северо- и южнофранцузскими говорами. Провансальское наречие господствовало на обширном пространстве, некогда составлявшем семь провинций Галлии с ее театрами, цирками, школами, храмами...

Так на древе цивилизации раскрылись почки фокейской колонии, отдавшие щедрому южному солнцу нежный бутон культуры массилиотов, которому впоследствии суждено было распуститься неповторимым цветком провансальской поэзии.

По словам Ф. Энгельса, провансальская нация «первая из всех наций нового времени выработала литературный язык. Ее поэзия служила тогда недостижимым образцом для всех романских народов, да и для немцев и англичан. В создании феодального рыцарства она соперничала с кастильцами, французами-северянами и английскими норманнами; в промышленности и торговле она нисколько не уступала итальянцам. Она не только блестящим образом развила „одну фазу средневековой жизни“, но вызвала даже отблеск древнего эллинства среди глубочайшего средневековья»[18].

Так складывалась «тамошняя порода людей», уже от своих пра-предков — фокейцев — унаследовавшая свободолюбие, гордость, энергию, красноречие, гибкость ума и находчивость. Носители древнейшей культуры, по южному пылкие, общительные и восприимчивые, эти люди оказывали гостеприимство купцам и врачам, математикам и философам из Мавританской Испании и Греции, Италии и арабского Востока.

На провансальской почве выросло европейское рыцарство, начали формироваться рыцарские идеалы. Здесь берет начало реконкиста — отвоевание территорий, ранее захваченных арабами в Испании. В 1063-1064 годы первыми отправляются в Испанию рыцари из Тулузы и Аквитании.


Еще от автора Сергей Иосифович Щепотьев
Диккенс и Теккерей

Книга петербуржского литературоведа С. Щепотьева «Диккенс и Теккерей» представляет собой очерк жизни и творчества двух ключевых фигур английского реализма XIX в. Автор рассматривает и непростые взаимоотношения этих писателей, а также некоторые вопросы русскоязычных переводов их произведений, убедительно доказывает насущность творчества английских классиков в наши дни.Для широкой читательской аудитории.


Маленькие рыцари большой литературы

О польской литературе, которая, как и польское кино, в 60—70-е годы минувшего века была непременной составляющей нашей духовной жизни, сегодня в России достаточно мало знает кто-либо, кроме специалистов полонистов и отдельных любителей.Книга петербуржского литератора С. Щепотьева — своеобразное личное исследование творчества польских писателей XIX—XX вв. Автор указывает на огромный вклад польских авторов в сокровищницу мировой литературы, в высшей степени гуманное звучание их произведений.Для широкой читательской аудитории.


Краткий конспект истории английской литературы и литературы США

Перед вами не сборник отдельных статей, а целостный и увлекательный рассказ об английских и американских писателях и их книгах, восприятии их в разное время у себя на родине и у нас в стране, в частности — и о личном восприятии автора. Книга содержит материалы о писателях и произведениях, обычно не рассматривавшихся отечественными историками литературы или рассматривавшихся весьма бегло: таких, как Чарлз Рид с его романом «Монастырь и очаг» о жизни родителей Эразма Роттердамского; Джакетта Хоукс — автор романа «Царь двух стран» о фараоне Эхнатоне и его жене Нефертити, последний роман А.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.