Супершпионы. Предатели тайной войны - [17]

«— КГБ следил за Вами? — Еще как следил. Это длилось шесть лет и два месяца, шесть лет и два месяца меня всюду преследовала толпа мужиков. Знаете ли Вы, как это было? Представьте: три смены наблюдателей каждый день, и каждый пишет отчет. Только денег, потраченных на бензин, хватило бы мне до конца жизни. В архиве КГБ лежит мое досье: дюжины томов. Макулатура, только макулатура. 

— Сколько людей обычно следили за Вами?

 — Обычно восемь. Только если происходило что-то особенное, например, когда приезжала миссис Тэтчер, их было 12. КГБ, вероятно, боялся, что журналисты захотят вступить со мной в контакт.

 — Как вели себя эти мужчины по отношению к Вам?

 — Они были вежливы. Мы ведь, в конце концов, годами были вместе, понимаете? Зачем им было мучить меня? И потом. я была так одинока, что иногда радовалась, видя знакомые лица, даже если это были лица моих стражников. Я ведь жила как под стеклянным колпаком. Я была изолирована, вытолкнута из жизни — жена шпиона. Вокруг меня был вакуум: можно кричать, можно бегать вокруг, носясь как таракан, но никто не слышит тебя. Все, что имеет значение, это слова: «Она жена шпиона.» Это как клеймо, которое нельзя смыть.

 — Вас травили?

 — Не только меня. но и моих детей. И изменилась совершенно не только наша жизнь, но и жизнь матери Олега. Сразу после смертного приговора она позвонила мне, ей было уже восемьдесят лет, и ей нужно было идти для проверки здоровья в поликлинику КГБ: «Ах, Лейла, когда я там сидела и ожидала своей очереди, по громкоговорителю объявили: «Следующая — Гордиевская!» И все пенсионеры отвернулись и отодвинулись от меня, глядя с ужасом. Они все знали. Как мне, старой женщине, жить с таким позором?» Я, конечно, успокоила ее, но я и сама не была убеждена в моих аргументах.

 — У Вас никогда не было чувства, что Ваш муж Вас опозорил?

 — Да, из-за детей. Наш дом в Москве это дом КГБ. Все отцы работают в разведке. Дети ходят в одну школу. У моих дочек была куча подружек. Однажды вдруг никто не захотел с ними играть. Тогда я спросила пятилетнюю крошку: «Почему ты больше не хочешь играть с Машей?» Она ответила: «Моя мама сказала, что я должна забыть Машу.» Тогда я взяла детей и увезла к моей матери. Там они хотя бы могли ходить в школу, где их никто не знал.

 — А за счет чего Вы жили все эти годы?

 — За счет пенсии моего отца. Мы все жили за его счет: он сам, моя мать, мои дети и я. Я не могла зарабатывать, мне не давали работы. Я была женой западного шпиона. Я даже не могла продать нашу мебель. Вплоть до последней ложки для обуви все было переписано. Даже нашу машину они арестовали. И тот самый следователь, который арестовал машину, украл ее из гаража, катался на ней полтора года, а потом продал.

Я хотела защитить свои права, обратилась в суд. «А чего ты хочешь», - сказали они. «Ты же жена шпиона.» Четыре года я боролась, я хотела защитить свои права. Потому у меня не было уже на это сил.

 — Вы потратил всю силу на детей.

 — Собственно, на ежедневную жизнь. Уже магазины мучили меня. Начинать нужно было в восемь утра, иначе ничего не доставалось. Я как собака носилась по магазинам. Три часа нужно стоять в очереди за колбасой и получаешь только полкило, не больше. Потом молоко. «Только один пакет? У меня же двое детей!» «Тогда покажи документ! Только если у тебя трое детей, ты получишь больше!» И все смотрят зло, как псы. Мне нужна была вся моя сила, чтобы выжить. Для романтических мыслей места не было.

 — И не было места для других мужчин? Для плеча, к которому можно было прислониться?

 — Я никому не хотела причинять опасность. И поэтому я построила сама вокруг себя эту стену. Я ведь была как прокаженная. Разговаривать со мной было опасным. Я никогда не звонила кому-то сама, не подходила ни к одному из мужчин. Если какой-то простак в метро засматривался на меня и, приблизившись, бросал: «Привет, девушка!» , я ведь знала, что за мной следит толпа наблюдателей, замечавших каждый мой взгляд и шаг. Я всегда очень боялась таких попыток сближения. Какой-то Вася, который меня совсем не знает и ничего не знает об этом деле, внезапно подходит ко мне — и попадает в компьютер КГБ. От этого он не избавится всю свою оставшуюся жизнь. Сколько людей отмечены там в моем досье? людей, которых я совсем не знаю?

 — Пытался ли Ваш муж установить с Вами контакт?

 — В 1987 году он написал мне первое большое письмо и официально передал его в МИ 6. МИ 6 передала его в британское Министерство иностранных дел, а оно переслало письмо советскому посольству. Посольство послало его в МИД СССР. МИД передало его в КГБ. КГБ вызвал меня в приемную на Лубянке. Там они сказали мне: «Лейла, мы не читали это письмо. Оно профессионально заклеено, но мы очень заинтересованы. Это первый знак его жизни. Что в этом письме?»

- Я тоже спрошу Вас об этом?

— Там была та же история, которую он рассказал мне на нашем балконе. Что он должен бежать, потому что против него плетут интриги, что он невинен, как пташка божья. Это, конечно, была полная чепуха, потому что западная пресса давно рассказала правду.

 — Последовали многолетние требования британкого правительства, чтобы Вам разрешили выехать. Но это стало возможным только после путча в августе 1991 года.