Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры - [97]

Чемодан мне отдали, Эдди каким-то чудом удалось поймать такси.

– Я весь промок, – заявил он, принимая от меня три доллара. Вероятно, эту фразу следовало расценивать как благодарность.

Водитель хмыкнул, когда я назвал ему пункт назначения, и ворчал всю дорогу к Пенн-стейшн. Милю, разделявшую отель «Аделфи» и вокзал, мы преодолели за пятнадцать минут, по меркам утреннего дождливого Манхэттэна, должно быть, установили рекорд скорости. В семь сорок я уже стоял у кассы, вслед за женщиной, которая хотела доехать поездом до Катбэнка, что в штате Монтана. Ехать она собиралась не сегодня – на следующей неделе, а может, неделей позже, в зависимости от того, когда родит дочь, но желала заранее получить всю необходимую для дальней поездки информацию. Кассир также оказался неравнодушным к младенцам, и они обсудили, кто лучше для первенца, мальчик или девочка, прежде чем он протянул руку к толстому справочнику, чтобы определить, какие поезда и когда уходят в Катбэнк. Наконец он продиктовал женщине, как ей ехать, она все записала, после чего они вновь поговорили, на этот раз о погоде.

Женщина ушла, и кассир подозрительно глянул на меня, будто я пришел не за билетом, а с каким-то неприличным предложением.

– Вашингтон, место в первом классе.

– Не знаю, есть ли свободные места. – Он взглянул на часы. – Вы припозднились, знаете ли.

– Да уж, так получилось. – Я не стал перекладывать вину на него.

– Первый класс. Это дороже, чем купе.

– Я знаю.

– Но все равно хотите ехать первым классом?

– Хочу. – Мне даже удалось не повысить голоса.

– Ага, один билет таки остался.

– Я рад, что вы меня не подвели.

– Купе обойдется вам в девятнадцать долларов девяносто центов. Это большие деньги.

– Я недавно получил наследство.

– Понятно. – Он протянул мне билет, я ему – двадцатидолларовую купюру. – Как говорится, береги центы, а уж доллары сами позаботятся о себе, – и вслед за билетом он отдал мне десятицентовик.

– Вы это сами придумали? – поинтересовался я.

– Следовал этому правилу всю жизнь. – Он вновь глянул на часы, милый семидесятилетний старичок. – Если вы поторопитесь, то еще успеете на поезд.

Я поторопился, хотя пятидесятивосьмифунтовый чемодан больно бился о мое правое колено. Спешил я напрасно. Состав подали на десять минут позже.

Последний раз услугами железных дорог я пользовался, когда ехал на трансъевропейском экспрессе из Кельна в Париж. Кормили прекрасно, обслуживали еще лучше, поезд летел как на крыльях, в вагоне совсем не трясло. «Пенсильвания сентрал рейлроуд» не баловала пассажиров комфортом. Я заплатил на восемь долларов и тридцать пять центов больше лишь для того, чтобы получить кресло, вращающееся на 360 градусов, которое давало мне возможность в полной мере насладиться городским пейзажем восточного побережья Соединенных Штатов. Я увидел фабрики, свалки, кварталы разваливающихся домов и одну корову.

Я не знаю, когда начался закат американских железных дорог. Некоторые говорят, что в двадцатых годах, но скорее всего после второй мировой войны, когда развернулось строительство скоростных автострад, вновь появились в продаже легковые машины, а полеты на пассажирских самолетах уже никого не удивляли. И по железным дорогам перестали ездить. Вагоны не менялись, работники старели, а молодежь не желала заниматься этим непрестижным делом. И неожиданно где-то в середине шестидесятых годов страна обнаружила, что небеса и автострады забиты до отказа, а рельсы пусты. Во всяком случае, пассажиров по ним не возят. Вот тогда-то пустили скоростной экспресс между Вашингтоном и Нью-Йорком, преодолевающий 227 миль за два часа и пятьдесят девять минут, на час быстрее междугородного автобуса. Со временем трассу предполагали продлить до Бостона.

А пока, чтобы добраться туда, приходилось ползти по дорогам, рассчитанным на транспортный поток пятидесятых годов, или часами тереться в аэропортах, которые работали с перегрузкой с первого дня после открытия.

Многие из прежних железнодорожных компаний канули в Лету, думал я. «Коммодоре Вандербилд», «Твентис Сенчури лимитед», «Уобэш Кэннонболл». А вот в других странах, по всему миру поезда спорили успешно с автобусами, быстрее их и точно в срок доставляя пассажиров в пункт назначения. Путь из Токио в Осаку, 320 миль, занимал три часа и десять минут. «Голубой поезд» все еще курсировал между Йоханнесбургом и Кейптауном, «Золото Рейна» мог доставить вас из Амстердама в Женеву, 657 миль, менее чем за одиннадцать часов, и в дороге вы могли диктовать письма секретарю, говорящему на четырех языках, одновременно наслаждаясь видом древних замков. А «Пенн Сентраль»… Едва ли я мог рассчитывать даже на чашечку хорошего кофе.

В час дня мы вкатились на «Юнион-стейшн» Вашингтона, опоздав более чем на пятьдесят минут. Дождь все еще лил, и мне пришлось ждать такси пятнадцать минут. Заказал завтрак и отправился в ванну, чтобы побриться и смыть поездную пыль. После завтрака позвонил лейтенанту Деметеру.

– Хорошо, что вы объявились, – приветствовал меня он. – Как дела с обменом?

– Они заставили меня прогуляться в мотель в Нью-Джерси, чтобы убедиться, насколько точно я следую их инструкциям.