Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры - [44]

– Только одно: мы никогда о вас не слышали. Если вы попадете в беду, выпутывайтесь сами. Не будет ни телефонных звонков, ни подмоги. Никто нигде никогда не замолвит за вас и словечка. Вы давно этого хотели, Падильо, и вот добились своего. Для нас вы – мексиканец или испанец, незаконно проникший в страну, хотя мы не уверены и в этом, ибо, повторюсь, мы вас знать не знаем, – на том Бурмсер и закончил, тяжело дыша.

Падильо повернулся ко мне.

– Нет ли у тебя вопросов к посыльному?

– Надо бы узнать, что произошло с твоими взносами в пенсионный фонд.

Бурмсер одарил нас прощальной улыбкой.

– Я восхищен вашим самообладанием, господа. На этом позвольте откланяться, – у двери он обернулся. – В одно время, Падильо, вы знали свое дело. И вам еще и везло. Теперь вам потребуются и мастерство, и везение.

– Всем нашим глубокий поклон, – напутствовал его Падильо.

Брови Бурмсера взлетели вверх.

– Они никогда о вас не слышали.

С тем за ним и закрылась дверь.

– Роль эта ему понравилась, – прокомментировал я.

– Но он раскрыл Прайса.

– Получается, Прайс сказал англичанам, что ты собираешься застрелить Ван Зандта, а они поручили ему прикончить тебя.

– Вроде бы да.

– Неужели Прайс хотел, чтобы его похвалили и погладили по головке?

– Скорее он хотел получить денежки.

– От кого?

– От англичан. Он говорит им, что я готовлю покушение на Ван Зандта, они требуют, чтобы он меня остановил, что он и делает. Сверхплановая работа влечет за собой и дополнительное вознаграждение.

– А что потом?

– Он войдет в долю с Димеком, и они прикончат старика.

– А теперь скажи мне, как это все сочетается с нашим планом? Тем самым, что ты начертал на обратной стороне спичечного коробка.

– Более-менее, – Падильо отнес на кухню пустую чашку с блюдцем.

– В каком смысле менее? – спросил я его, когда он вернулся.

– Я не собирался делать из Прайса героя. Теперь придется.

Глава 19

Сильвия Андерхилл вышла из спальни для гостей до того, как Падильо успел познакомить меня с коррективами, которые следовало внести в наш план. Он замолк на полуслове, и мы оба поздоровались с ней.

– Я услышала, что вы с кем-то говорите, и решила, что проспала.

В то утро она надела голубой костюм из тонкой шерсти, глаза сияли, лицо дышало умиротворенностью, и едва ли причиной тому был всего лишь шестичасовой сон.

– Заходил наш давний знакомый, – пояснил Падильо. – Как видите, ненадолго.

– Давайте я приготовлю завтрак, – предложила Сильвия.

– Мне только гренок, – определил я свое меню.

– Мне тоже, – поддержал меня Падильо.

– Вы не будете возражать, если я сварю яйцо или два? – Сильвия улыбнулась. – Умираю от голода.

– Яйца в холодильнике.

Падильо последовал за ней на кухню, и вернулись они с гренками, яйцами, ветчиной и кофе. Мы уселись вокруг кофейного столика. И Падильо первым делом познакомил Сильвию с распорядком дня.

– В одиннадцать часов у нас встреча. Вы останетесь здесь. Закроетесь на все замки. Дверь никому не открывать, кроме меня и Маккоркла. Если зазвонит телефон, трубку не снимайте.

– Когда мне вас ждать?

– Примерно в три... после того, как мы переговорим с Хардманом и его парнями, – он посмотрел на часы и повернулся ко мне. – Пожалуй, нам пора. Я оставил твою машину в подземном гараже. Поедем на ней?

– Почему бы и нет.

– Закройтесь и на цепочку, – потребовал Падильо от Сильвии.

Подхватил «дипломат», и мы вышли в коридор. Подождали, пока скрипнули все замки и Сильвия закрыла дверь на цепочку.

– Тех, кто захочет войти, мои замки не остановят, – заметил я.

– Не остановят, – согласился Падильо, – но задержат, и она успеет выхватить из сумочки тот маленький пистолетик.

Мы выехали из гаража и повернули налево. Путь наш лежал мимо церкви святого Матфея, в которой служили панихиду по Кеннеди. Затем последовали площадь Скотта, тоннель под площадью Томаса, Массачусетс-авеню и наконец Седьмая улица. Многие вашингтонцы в этот час ехали в церковь, а потому дорога заняла у нас довольно много времени. Машину мы смогли оставить лишь в паре кварталов от нужного нам дома и вернулись к нему пешком.

По лестнице мы поднялись к обшарпанной комнатенке, открыли дверь, вошли.

– Рекомендую стул, что за столом, – предложил я. – Тогда ты сможешь положить на него ноги.

Падильо положил «дипломат» на стол и последовал моему совету. Я тоже выбрал себе стул и сел лицом к двери. В нее постучали через три минуты.

– Войдите, – крикнул Падильо, и перед нами предстала Магда Шадид.

В легком шерстяном пальто, которое она тут же сняла, чтобы продемонстрировать нам вязаное платье цвета ржавчины.

– Ты очаровательна, – выразил наше общее впечатление Падильо.

Магда улыбнулась. Сначала ему, потом – мне.

– Вам нравится? Я надела его специально для вас.

– Оно подчеркивает достоинства твоей фигуры, – уточнил Падильо.

– Они открыты для более пристального осмотра.

– Буду иметь это в виду.

– А вы, мистер Грустнолицый, ну почему вы так печальны? Взбодритесь.

– Он не печальный, а грозный, – поправил Магду Падильо.

Она подошла, пробежалась рукой по моим волосам.

– Я бы могла поднять вам настроение.

– Осторожно. Я кусаюсь, когда грозен.

Глаза у нее были черные-пречерные, и подкрашивала она их так, чтобы они казались веселыми и порочными.