Друзья опасливо улыбнулись мне и попытались намекнуть актрисам, что с выступлением пора завязывать. Я, однако, явил им невозмутимую мину. Сложил губы в собственную версию мертвой улыбки Юнис и выпустил наружу ее смех — будто заледенелый водопровод выкашливает первую воду. Некоторое время я механически смеялся, а потом заметил, что юница, играющая Юнис, перескочила со своего выступления на многословную критику Америки, вплоть до эпохи Рейгана, когда еще не было даже ее родителей.
Ох, да хватит тебе уже, подумал я. Америки больше нет. Столько лет прошло, а все не погаснет эта животная ненависть к стране, уничтоженной так внезапно, так эффектно, так необратимо. Когда ж это кончится? Сколько нам еще торчать на этих злорадных поминках? И тут, не успев сдержать себя, я сообразил, что со мной творится. Я загоревал. Я горевал по всем нам. По Джоши, по Юнис, по ее родителям и сестре, по Зубоскалке, она же Дженни Кан, и по земле, что до сих пор содрогается вся, от Манхэттена до Эрмоса-Бич.
Был лишь один способ прервать диатрибу молодой актрисы.
— Они мертвы, — соврал я.
— Cosa?
— Они не выжили.
И я описал последние дни Ленни Абрамова и Юнис Пак — сценарий ужаснее кошмарных преисподних, намалеванных на стенах в ближайшем соборе. Молодые итальянцы разозлились — им внезапно отключили легкомыслие. Они смотрели на меня, друг на друга, на прекрасные деревянные полы, а дальше — пергола, а за нею живой картиной застыли посреди зимы, грезя о новой жизни, оливы и пшеничные поля. По меньшей мере несколько минут никто не произносил ни слова, и мне было даровано то, в чем я так нуждался. Их безмолвие, черное и беспросветное.
Должен вам сказать, писать книгу — занятие крайне тяжкое и одинокое. Я так благодарен, что у меня есть группа великодушных читателей, готовых заточить красные перья и понудить меня писать еще лучше.
Многочисленные версии этой книги воистину героически редактировал Дэвид Эберсхофф. Это редкая находка — редактор, который к тому же блестящий писатель, проницательный и полный настоящей любви к фразе, нашему старому дорогому другу. Дениз Шэннон уже десять с лишним лет остается прекрасным агентом и замечательным читателем — вместе со мной она пережила иммигрантскую маету, толстых гангстерских сынков, а теперь и это. Сара Холлоуэй из «Гранты» голубиной почтой присылала мне вдумчивые советы из-за Атлантики. И любому автору «Рэндом Хауса» повезло, если им занимается Джинн Мартин.
Я хочу поблагодарить моего ассистента по исследованиям Алекса Гилвэрри за то, что помог мне разобраться, как работает наука. (Выяснилось, что все мы сделаны из множества клеток.) Благодаря ему я погрузился в работы двух мыслителей, оказавших влияние на эту книгу: Рэя Курцвейла, написавшего книги «Сингулярность близко: люди переступают границы биологии», а также «Фантастическое путешествие: от долгожительства к вечной жизни», и Обри де Грей, автора «Прекращая старение: прорыв в омоложении, который обратит вспять человеческое старение еще при нашей жизни».
Американская академия в Берлине, Центр Чивителла-Раньери в Умбрии и корпорация «Йеддоу» предоставляли мне уютный кров и аппетитный стол.
Эту книгу в разных версиях прочло множество дорогих мне людей. Я знаю, что не упоминаю здесь по меньшей мере полдюжины, но это лишь потому, что с годами память моя стала уже не та. Пожалуйста, примите мою любовь и благодарность все те, кто мне помогал. В том числе: Элайза Элберт, Даг Цой, Эдриэнн Дей, Джошуа Феррис, Ребекка Годфри, Дэвид Грэнд, Кэти Пак Хон, Гейб Хадсон, Кристин Сувон Ли, Пол Лефарж, Джинн Мартин, Дэниэл Менакер, Элэна Ньюхаус, Эд Пак, Шилпа Прасад, Акхил Шарма и Джон Рей.
