Сумхи - [9]

Последние слова Гоэль произнес угрожающим шепотом, приблизив свое лицо к моему.

— Я? — переспросил я, еще не веря собственным ушам.

— Он, — ответил Гоэль. — Он теперь получает Шмарьяху. И я знаю, что он не шпионит в пользу англичан.

Этот пес был еще щенком, хоть и не самым маленьким и беспомощным. "Еще как он будет меня слушаться! — подумал я. — У меня он превратится в настоящего волкодава, грозного и жестокого".

— Книгу "Собака Баскервилей" он читал когда-нибудь в своей жизни? — спросил Гоэль.

— А как же, — ответил я, — как из пушки, раза три, по крайней мере.

— Отлично. Так пусть знает, что эта собака уже обучена разрывать зубами горло английским полицейским и шпионам, если услышит слова особой команды, а эта команда — имя английского короля, которое я сейчас не стану произносить, чтобы Шмарьяху не растерзал кого-нибудь на месте.

— Понятно, — сказал я.

— И, кроме того, Шмарьяху передает записки, если его посылают. Он еще может идти по следу, если дать ему понюхать носок или что-нибудь из одежды, — добавил Гоэль. И после короткого молчания, будто принятое в результате долгих колебаний решение причиняет ему настоящую боль, пробормотал:

— Ладно. Пусть будет так. Он получит Шмарьяху в подарок. То есть в обмен. Не бесплатно, а в обмен на железную дорогу.

— Но…

— Но если он не согласен, я покажу всему классу любовные стихи, которые он написал Эсти Инбар в черной записной книжке, которую Альдо вытащил из кармана его куртки в роще Тель-Арза.

— Подлые, — процедил я сквозь сцепленные зубы, — подлые, презренные душонки (второму определению я научился у дяди Цемаха).

Гоэль посчитал, что лучше ему не замечать этого, а держаться покладисто.

— Минутку. Пусть он даст мне закончить, прежде чем начнет ругаться. В чем дело? Пусть и другим даст слово сказать. И пусть успокоится: если он согласен обменяться, то в дополнение к Шмарьяху он получит обратно свою черную записную книжку, и еще он будет принят рядовым в группу «Мстители», и еще я с ним помирюсь. А теперь пусть немного подумает и решит, что ему лучше.

В эту минуту меня охватил какой-то сладкий туман, мурашки побежали по спине, я ощутил теплый спазм в горле и радостную дрожь в коленях.

— Постой, постой! — попытался я протестовать, видя, как Гоэль начал связывать друг с другом голубые ленточки, снятые с коробки, в которой была железная дорога, но он уже изготовил из этих ленточек поводок и привязал его к ошейнику Шмарьяху.

— Держи, Сумхи, — обратился ко мне Гоэль во втором лице, будто мы с ним приятели, будто ничего не случилось в праздник Пурим там, в Бухарском квартале, будто я — как все, — держи, да покрепче. Поначалу он, возможно, начнет буйствовать, но через день-два, глядишь, он к тебе привыкнет. А пока стоит подержать его на привязи. Через пару дней он будет исполнять все, что ты ему прикажешь. Только сделай мне одолжение, ухаживай за ним как следует. Завтра в три часа приходи в наше секретное место — на крышу к Тарзану Бамбергеру — и на лестнице скажи Бар-Кохбе: "Роза долин", и подожди, пока он ответит: "Лилия Шарона", а тогда ты ему скажешь: "Река Египетская", — и тебе можно будет пройти. Это — пароли нашей группы «Мстители». Потом ты принесешь присягу, а я отдам тебе черную записную книжку с теми самыми стихами, про которые я уже успел забыть, о чем там пишется. Все! Так смотри, приходи в три! Не забудь! Шмарьяху! Сюда! Теперь ты пойдешь с Сумхи! Все! Держи его, Сумхи, держи покрепче! Пока! — Пока, Гоэль, — ответил я вежливо, словно я был ему, как все, и только сердце в груди билось, как радостная птица: "У меня есть настоящий волк, молодой волк, и я научу его разрывать горло".

Мне пришлось силой волочить этого упрямого волчонка, который цеплялся лапами за каждую щель в тротуаре, беспрерывно взвизгивая и скуля, что, конечно, не делало ему чести. Но ничего этого я слышать не хотел, я шел вперед, таща за собой упирающегося пса, и всей своей душой стремился в дикие леса, в непроходимые джунгли, и там, в полной безнадежности, одинокий герой, я стоял, окруженный плотным кольцом людоедов, разукрашенных в цвета войны и потрясавших копьями и дротиками. Голыми руками я разил их справа и слева, но новые и новые полчища с дикими кличами катились на меня из глубины леса, вместо тех, которых я сразил, и вот уже силы мои на исходе, и толпа врагов сжимает кольцо вокруг меня, скаля зубы и издавая победные вопли, и тут я легонько свистнул, и из чащи ринулся на них мой собственный волк, грозный и жестокий, разрывая их поганые глотки своими острыми зубами, так что дикари с криками ужаса бросились в разные стороны, а мой волк улегся у ног, тяжело дыша, глядя на меня снизу вверх с выражением безмерной любви, словно хотел спросить: "Я хороший?"

— Да-да, ты — хорошая собака, — сказал я.

А про себя подумал: "Вот оно, счастье. Вот она, жизнь. Вот любовь, вот я".

А потом наступила тьма, но мы продолжали свой путь в сумраке джунглей к истокам реки Замбези, в глубь земли Убанги-Шари, где никогда не ступала нога белого человека, но куда стремилась моя душа.

ГЛАВА ПЯТАЯ. КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ

Царь Саул потерял ослиц, а нашел царство.