Сумерки зимы - [74]
– Гиббонс тоже лечился от алкоголизма?
– Нет. Что бы ни держало его на плаву, он не желал притуплять это чувство.
– Значит, от депрессии? Посттравматического расстройства?
– Возможно. Я знал только, что мой сосед – очень печальный человек.
– И Энн?
– Мы разговорились о прошлых влюбленностях. Мне и вспомнить-то было почти нечего, а он сказал, что любил всего лишь раз в жизни. Что она пострадала при взрыве. Сам он сумел оклематься, а она так и не проснулась. Я уж решил, он пытается сказать, что она погибла. Ничего подобного. Выяснилось, что она в коме. В частной клинике. Я не знал, что и сказать. Сострил что-то насчет Спящей красавицы. Ему понравилось. Улыбнулся впервые за все время нашего знакомства. Вроде как оттаял немного. Начал говорить. Рассказывал о вещах, которые узнал в той поездке. В пустыне. Как открылось его сознание.
– Открылось чему?
– Всему. Вы когда-нибудь задумывались о боли? О страданиях, что ей сопутствуют? О том, почему кому-то везет, а кому-то – нет? Вы когда-нибудь спрашивали себя, что будет, если исцелить одного человека от боли? Перейдет ли она к кому-то другому? Есть ли в мире какое-то конечное, заранее определенное количество страдания? Вот о чем он рассуждал. Вот что изводило его и мучило. Кажется, я потворствовал. Позволял говорить. Он приносил мне выпивку…
– Вы рассказывали ему о своей работе? О людях, с которыми беседовали? Забавные случаи?
– Мы просто болтали о том о сем.
– Фред Стейн? Тревор Джефферсон?
Чандлер закрыл глаза.
– Энжи Мартиндейл?
Еще одно движение век.
– Дафна Коттон?
Чандлер молчал. Только облизывал губы, опять и опять.
– Те, что чудом спаслись, так?
Чандлер молчал.
Они вслушивались в шум ветра и дождя, которые без устали колотили в грязные больничные стекла.
– Когда Гиббонс решил убить их? – спросил наконец Макэвой.
Лицо Чандлера страдальчески перекосилось. Макэвой дал ему воды, снова сел рядом.
– Мы разговорились как-то вечером, – зашептал Чандлер. – Он любил послушать мои истории. Про людей с необычной судьбой. Мне кажется, такие судьбы заставляют нас задумываться. Увидеть полную картину мира.
– А Гиббонс был верующим, так?
– Паренек из хорошей семьи. По воскресеньям – церковь, в школе-пансионе – молитвы на ночь.
– Но верил ли он?
– Не думаю, что он ставил под сомнение веру, пока не случился взрыв. А потом уже ничто в его жизни не имело смысла. И он обрел собственную религию.
– В Линвуде он по-прежнему молился?
– Не при мне.
– Так что же это было, мистер Чандлер? Чем он наполнил себя?
Долгая пауза, сиплое дыхание.
– Чудеса. Люди, обманувшие смерть. Обманувшие Бога. Вот о чем я сказал ему.
– Что вы имеете в виду?
– Неправедное чудо.
– Гиббонсу понравилось ваше определение?
– Будто нашел голову Иоанна Крестителя под своей кроватью. Никогда в жизни никто не уважал меня так.
– Уважал? Гиббонс соорудил себе религию из ваших бредней. Миссию! Путь к своей Энн.
– Я не знал, – замотал головой Чандлер, хлюпнув носом. – Я не знал, что он задумал.
– Он ведь беседовал с вами. Все свои идеи он сперва примерял на вас. Вы были его исповедником.
– Мне нравилось его внимание.
– И о чем он спрашивал?
– Его интересовало, не считаю ли я Божественное милосердие конечным ресурсом. Зачитывал мне отрывки из Библии. Из религиозных книг. О вере. О справедливости. И о чудесах.
Макэвой уже догадался, каким будет ответ на следующий вопрос.
– Он спросил, не кажется ли вам, что уничтожение неправедного чуда позволит осуществиться праведному. Если отменить один акт милосердия, не случится ли другой.
Молчание.
– И вы сказали «да».
– Я сказал, это может сработать.
– И затем позвонили тому русскому. Однорукому, мать его, поп-идолу.
Чандлер затряс головой, не обращая внимания на боль. Взвыл:
– Я был пьян!
У Макэвоя не осталось сил. Как назло, раззуделась старая рана в плече.
– Кто следующий, Чандлер? О ком еще вы рассказывали Гиббонсу?
Чандлер ощерился. Шевельнул пальцами.
– Простите.
– Чандлер?
– Мы просто болтали. Так, пустой треп. Я не думаю…
– Что, Чандлер? Что еще вы натворили?
– После того разговора, – всхлипнул писатель, – я рассказал о вас. Про вашу жену. О ее стойкости. О том, что она не сдалась после стольких выкидышей…
– Что вы…
На горле Макэвоя сжались ледяные пальцы.
– Мне так жаль.
Перед глазами Макэвоя возникла картина: Симеон Гиббонс душит его новорожденную дочь между окровавленных ног Ройзин…
Он уже бежал. Несся к выходу. Кровь гудела в ушах, подошвы взвизгивали на линолеуме.
Охранник, увидев его, отлепился от стойки дежурной, где так и торчал с пластиковым стаканом в руке. Почуяв неладное, шагнул навстречу, но Макэвой оттолкнул его, даже не остановившись. Распахнул дверь и запрыгал через ступени.
Вытащил мобильник на бегу. Нет сигнала. Нет хренова сигнала!
Простите меня, простите меня, простите…
Он перебрал все, что ему известно о человеке, вознамерившемся убить его ребенка. Вспомнил физическую силу, легкость, с какой тот уклонялся от ударов Макэвоя.
Эта боксерская стойка…
Он пересек холл, не сводя взгляда с дисплея мобильника. Попытался все-таки позвонить домой, но проклятая дрянь не подавала признаков жизни. Потыкал в кнопки, наткнулся на голосовое сообщение Триш Фарао, которая она наговорила после встречи с Монти Эммсом:
Действие романа происходит в США на протяжении более 30 лет — от начала 80-х годов прошлого века до наших дней. Все части трилогии, различные по жанру (триллер, детектив, драма), но объединенные общими героями, являются, по сути, самостоятельными произведениями, каждое из которых в новом ракурсе рассматривает один из сложнейших вопросов современности — проблему смертной казни. Брат и сестра Оуэлл — молодые австралийские авторы, активные члены организации «Международная амнистия», выступающие за всеобщую отмену смертной казни.
Страшные истории о преступлениях, совершённых подростками. Встречаются даже серийные маньяки. Некоторые вышли на свободу! Есть и девочки-убийцы… 12 биографий. От этих фактов холодеет кровь! Безжалостные маленькие монстры, их повадки, преступления и наказания… В Японии, Англии, России, США, Украине… Почему такое бывает? Случайность, гены, алкоголизм, бедность, неправильное воспитание, вина родителей или общества?
В пригороде Лос‑Анджелеса на вилле Шеппард‑Хауз убит ее владелец, известный кардиолог Ричард Фелпс. Поиски киллера поручены следственной группе, в состав которой входит криминальный аналитик Олег Потемкин, прибывший из России по обмену опытом. Сыщики уверены, убийство профессора — заказное, искать инициатора надо среди коллег Фелпса. Но Потемкин думает иначе. Знаменитый кардиолог был ярым противником действующей в стране медицинской системы. Это значит, что его смерть могла быть выгодна и фигурам более высокого ранга.
СТРАХ. КОЛДОВСТВО. БЕЗЫСХОДНОСТЬ. НЕНАВИСТЬ. СКВЕРНА. ГОЛОД. НЕЧИСТЬ. ПОМЕШАТЕЛЬСТВО. ОДЕРЖИМОСТЬ. УЖАС. БОЛЬ. ОТЧАЯНИЕ. ОДИНОЧЕСТВО. ЗЛО захватило город N. Никто не может понять, что происходит… Никто не может ничего объяснить… Никто не догадывается о том, что будет дальше… ЗЛО расставило свои ловушки повсюду… Страх уже начал разлагать души жителей… Получится ли у кого-нибудь вырваться из замкнутого круга?В своей книге Алексей Христофоров рассказывает страшную историю, историю, после которой уже невозможно уснуть, не дождавшись рассвета.
Запретная любовь, тайны прошлого и загадочный убийца, присылающий своим жертвам кусочки камня прежде чем совершить убийство. Эти элементы истории сплетаются воедино, поскольку все они взаимосвязаны между собой. Возможно ли преступление, в котором нет наказания? Какой кары достоин человек, совершивший преступление против чужой любви? Ответы на эти вопросы ищут герои моего нового романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.