Сумерки вождей - [17]

— Надо отсрочить, — предложил он, — надо отсрочить выборы. Обновить избирательные списки. Наши собственные списки никуда не годятся… Корниловцев, кадетов объявить вне закона.

Кто-то возразил:

— Неудобно сейчас отсрочивать. Это будет понято как ликвидация Учредительного собрания. Тем более что мы сами обвиняли Временное правительство в оттягивании Учредительного собрания.

— Почему неудобно? — возразил Ленин. — А если Учредительное собрание окажется кадетски-меньшевистски-эсеровским, это будет удобно? Надо разогнать Учредительное собрание. Вот теперь нам понадобится армия.

Ленин распорядился доставить в Петроград один из латышских полков, состоявший в основном из вчерашних рабочих.

— Мужик может усомниться в случае чего, а тут нужна пролетарская решимость.

К Сталину обратились два корреспондента петроградских газет. Отвели в сторону и попросили дать им интервью. Объяснили:

— Мы готовим большой материал под общей шапкой: «Откроется ли Учредительное собрание?» Задаем вопросы представителям различных партий. Нам сказали, что от большевиков лучше всего обратиться к вам. Как ваша партия поведет себя в отношении Учредительного собрания? Вы же по существу проиграли выборы.

Член ЦК партии большевиков Иосиф Виссарионович Сталин-Джугашвили в интервью высказался крайне осторожно:

— Если большевики окажутся в меньшинстве в Учредительном собрании, они останутся в нем для внутренней органической борьбы… Левые элементы Учредительного собрания, в том числе и большевики, не собираются срывать Учредительное собрание, что было бы неразумно и непатриотично.

Когда все разошлись, Сталин подошел к Ленину − поблагодарить.

— Я добра не забываю. И зла тоже, — зачем-то добавил Сталин.

Вполголоса по-свойски заметил:

— А все-таки видно, что Троцкий − не настоящий большевик. Правильно вы о нем когда-то отзывались. Как можно отказываться от власти, если предлагают? Большевик обязан взять власть, держать покрепче и никогда не выпускать ее из рук.

Усталый Ленин только хмыкнул:

— В одиночку власть держать и трудно, и опасно. Прежде всего нужен коллектив единомышленников. Хорошие товарищи.

Сталин не согласился:

— За товарищами тоже надо присматривать, а то свернут куда не надо. Природа человеческая не меняется. Не досмотришь, что у тебя за спиной делается, — предадут. Кому можно доверять?

Ленин пожал плечами:

— Я же доверяю и вам, и Троцкому, и Зиновьеву, и Свердлову, и еще множеству товарищей.

Сталин посмотрел на него не без сочувствия.

— Владимир Ильич, за эти месяцы я многому у вас научился. Но так огульно доверять всем… И позволять всем болтать что бог на душу положит? Нет, вы не правы! Это гнилой либерализм. Наша сила в единстве, в единомыслии, и пора положить конец дискуссиям. Кто не за генеральную линию, тот фактически уже вне партии… Извините, нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!

Ленину не хотелось продолжать разговор, казавшийся ему ненужным.

— Вы самый жестокий член партии. Конечно, большевики часто чересчур добродушны, а мы иногда должны применять силу. Так что вы нужны в руководстве партии. И вы умелый организатор − тоже редкость среди нашей безалаберной публики. Но скажу вам по-дружески: вы наживете себе много врагов. А вы, я смотрю, человек одинокий. Без большого круга сторонников, без надежных друзей и единомышленников, без тех, кто вас поддержит…

Его слова звучали как предупреждение.

Сталин выслушал его внимательно. Произнес уверенно:

— Друзья будут. А врагов я не боюсь. Ненавидеть тоже надо уметь. Знаете, какое для меня лучшее наслаждение? Наметить врага, подготовиться, отомстить как следует, а потом пойти спать. Я умею ждать. Так что рано или поздно врагов у меня не останется.

Подошла озабоченная Надежда Константиновна Крупская:

— Володя, мы с Маняшей присмотрели тебе зимнее пальто с каракулевым воротником, шапку-ушанку, теплые перчатки и шерстяную вязаную кофту. Надо бы поехать купить, пока есть. Зима ожидается холодная.

Вечером Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.

— Как же вы добрались так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи-то уже и не ходят.

Владимир Ильич, быстро вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:

— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.

Революция любви не помеха

Первое заседание большевистского правительства происходило в Смольном, в кабинете Ленина, где за некрашеной деревянной перегородкой поместили телефонистку и машинистку. Первыми явились Троцкий и Сталин, которых никто бы не решился назвать друзьями. Воцарилось неловкое молчание. Лев Давидович и Иосиф Виссарионович не знали, о чем говорить. Но тут выяснилось, что еще один министр пришел раньше их.

Из-за перегородки доносился сочный бас признанного вождя балтийцев Павла Дыбенко. Он разговаривал по телефону с командированной в Финляндию − налаживать отношения с местными революционерами — Александрой Михайловной Коллонтай. Разговор, как поняли Троцкий со Сталиным, носил скорее нежный характер. Двадцатидевятилетний чернобородый матрос, веселый и самоуверенный гигант, сблизился незадолго перед тем с Коллонтай, женщиной аристократического происхождения, владеющей полудюжиной иностранных языков и старше его на полтора десятка лет.